Ленин-Сталин. Технология невозможного - Елена Прудникова

«Кадеты сброшены с колесницы, но бойтесь, как бы вам не очутиться на ней одним».

Более подробно общий вектор политики социалистов сформулировал американский историк Александр Рабинович:

«Поддержка предложенного большевиками курса… свидетельствовала бы о готовности учредить новый политический строй и взять на себя всю ответственность за сохранение правопорядка, руководство экономикой, обеспечение необходимым продовольствием, топливом и услугами, за удовлетворение требований масс, касавшихся немедленных социальных реформ и прекращения войны. Кроме того, принятие резолюции большевиков указало бы на готовность умеренных социалистов попытаться решить эти задачи не только без помощи, а, напротив, сталкиваясь с определенной оппозицией со стороны либеральных политических руководителей, промышленников, крупных землевладельцев и военного командования».

Естественно, никакой радости лидерам Советов эта перспектива не приносила. Поэтому практически сразу они начали потихоньку продавливать идею новой коалиции с буржуазией. Ну, не с кадетами, конечно… с какими-нибудь другими организациями… Учитывая, что кадеты были крайне левой из буржуазных партий, понять социалистов затруднительно — но разве дело в четкости формулировок? Дело в том, чтобы не брать на себя ответственность.

Большевики меньше, чем другие, боялись оказаться в одиночестве на колеснице, но ничего не имели против того, чтобы рядом стоял кто-то ещё. И перспективу формирования однородного социалистического правительства в сентябрьские дни они воспринимали положительно.

В рядах большевиков, как и всегда бывает в политике, тоже царил самый фантастический разнобой. От крайне правого Каменева, который признавал только парламентские формы работы, до крайне левых деятелей, все так же призывавших немедленно брать почту, банки, телеграф — а там как-нибудь разберемся. Что касается курса партии — то курса, можно сказать, в том сентябре не было вовсе. Особенно в этом направлении постарался Ленин, который по-прежнему сидел в Финляндии. Петроградские газеты он получал к вечеру следующего дня, а написанные им ответы и рекомендации прибывали, соответственно, еще на пару дней позднее. В условиях быстро меняющейся обстановки это вносило в тот бардак, каким всегда оборачивалась любая политическая деятельность в России, дополнительную атмосферу пожара.

А вскоре он и вовсе учудил нечто ни с чем не сообразное…

Сова, запомни, власть — это древнейшее искусство манипуляции общественным поведением. Манипулировать можно только с помощью информации. А для этого нужны публичные каналы коммуникаций.

Наталья Шегало. Меньше, чем смерть.

Во время корниловского мятежа Ленин не успел прислать партии инструкции, однако задним числом одобрил стихийно возникшую коалицию с социалистами. По этому поводу он написал несколько статей, начиная с известной работы «О компромиссах». Причина его внезапной уступчивости была проста: такое развитие событий большевиков вполне устраивало. «Компромисс» с социалистами, к которому призывал Ленин, он видел в следующем: Советы берут власть в свои руки и формируют правительство, состоящее из советского большинства — меньшевиков и эсеров. На территории всей страны власть переходит к местным Советам (после октября большевики эту программу реализовали и затем в течение нескольких лет прикладывали сверхусилия для ликвидации её последствий). Большевики, так уж и быть, в правительство не войдут, удовлетворившись только свободой реализации своей программы — то есть, продолжат агитировать, выдвигая безумные сверхпопулистские лозунги, наживая политический капитал и спокойно ожидая революции на Западе. По Марксу, начать должен был именно Запад, так что Россия могла особо не спешить.

Примерно в таком духе Ильич написал целую серию статей, чем дал ЦК и Петроградскому комитету богатую пищу для политических дискуссий — и большевистские политики этим старательно занимались. Пока все это обсуждалось, РСДРП(б) вела себя мирно: ее представители честно участвовали в заседаниях разнообразных органов власти и комитетов, в частности, старались обеспечить как можно более солидную фракцию на Демократическом совещании, которое должно было определить состав правительства новорожденной Российской демократической республики (его открытие было назначено на 14 сентября). Они, конечно, всюду агитировали за полный разрыв с буржуазией, но торжественных уходов из зала заседаний, переходящих в забастовки протеста, не устраивали — хотя бы и на том спасибо.

И вдруг, 15 сентября, Ленин прислал инструкции, от которых ЦК впал в ступор: Ильич внезапно переметнулся на крайне левый фланг и начал требовать немедленной подготовки вооруженного восстания.

Что же произошло? Очень простая вещь: социалистические лидеры оказались не глупее Ленина и соглашаться на большевистский «компромисс» не собирались. Чтобы они за все отвечали, а большевики прятались за их спины, как они сами все время прятались за спины кадетов?! Да ни в жисть! Уже 9 числа руководители Петросовета, правые социалисты Дан, Церетели и прочие, слегка опомнились, первым делом потребовали аннулировать резолюцию от 31 августа о создании социалистического правительства и снова заговорили о коалиции с буржуазией. Большевистские политики пытались им возражать, и РСДСП(б) начала увязать в бесплодных дискуссиях с социалистическим большинством. А когда определился состав делегатов Демократического совещания, стало ясно, что большевистская точка зрения там большинства не соберет, и события выруливают к состоянию июня 1917 года. ЦК РСДРП(б), как в июне, собрался было привычно уйти в оппозицию. Неудивительно, что никогда не блиставший выдержкой Ленин от такой перспективы озверел и шарахнулся на левый фланг, потребовав бросить всю эту ерунду и начать подготовку к вооруженному восстанию. (Совершенно то же самое проделал Сталин в 1927 году, когда внезапно потребовал бросить всю эту ерунду с поисками кулаков в деревне и перейти к коллективизации).

Людей, входивших в состав ЦК, трудно было шокировать — однако Ленину это удалось. (У меня есть подозрение, что самым большим шоком для них стало осознание того, что Ленин не просто говорит о приходе к власти, а всерьез собирается ее брать.) Едва получив его новые письма, 15 сентября ЦК собрался на специальное заседание. Естественно, ничего они в тот день толком не решили. Сталин предложил отправить письма на обсуждение в наиболее крупные первичные организации, однако получил сплоченный отпор остальных членов ЦК, от Каменева до Троцкого. Действительно, для леваков только ленинской поддержки и не хватало, чтобы начать работу по ломке дров. Более того, дабы информация не просочилась случайно, постановили все копии писем сжечь, оставив только по одному экземпляру, и упорно продолжали печатать в «Рабочем пути»[176]старые ленинские работы эпохи «компромисса» (то есть двухнедельной давности).

Какое-то время так все и шло: Ленин требовал немедленного выступления, ЦК саботировал. Но ведь Ленин писал не только ЦК, а и Петроградскому, и Московскому комитетам. Информация постепенно просачивалась на более низкий партийный уровень, да и позиция членов ЦК менялась — и в начале октября новая идея Ленина стала восприниматься уже серьезно. Дискуссия о целесообразности вооруженного восстания как-то незаметно подменилась дискуссией о его сроках. Ленин к тому времени успел из Гельсингфорса перебраться в Выборг, поближе к столице, по-прежнему говорил, что «промедление смерти подобно» и требовал брать власть тотчас, немедленно.