Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения - Фредрик Бакман

– Это же последняя глава «Гарри Поттер и философский камень»!

– Да, аудиокнига, – смущенно признался папа. Эльса посмотрела на магнитолу. Папа вцепился в руль, хотя «ауди» стояла на месте.

– Когда ты была маленькая, мы всегда читали вместе. Я всегда знал, на какой главе мы остановились. А теперь ты сама очень быстро читаешь. Я даже не всегда знаю, что именно. Я подумал, что раз «Гарри Поттер» так много для тебя значит, мне надо вникнуть в него, – покраснев, папа уставился на клаксон. Эльса молчала. Папа прокашлялся.

– Жалко, что вы помирились с Бритт-Мари. Пока я слушал эту книгу, мне пришло в голову, что ей можно дать кличку «Та-Кого-Нельзя-Называть». Думал, ты будешь смеяться…

Да, действительно жалко. Ничего смешнее папа еще не придумывал. Он и сам вошел во вкус. Папа возбужденно показал на магнитолу жестом, для него крайне нехарактерным, и сказал:

– А ты знаешь, что про Гарри Поттера есть фильм?

Эльса снисходительно потрепала его по щеке.

– Пап, я тебя люблю. Правда. Но иногда мне кажется, ты с луны свалился.

– Ты знала? – удивился папа.

– Это все знают, пап.

Папа кивнул. Он перестал быть несчастным. Он почти успокоился.

– Я не особенно часто смотрю кино. Но этот фильм про Гарри Поттера мы могли бы посмотреть вместе. Он длинный?

– Пап, там всего семь книг. И восемь фильмов, – тихо сказала Эльса.

И вид у папы снова стал совершенно несчастным.

Эльса обняла его и выпрыгнула из «ауди». Сквозь снежную пелену пробивались лучи солнца. Альф в стоптанных башмаках и с лопатой для снега проковылял из подъезда. Эльса вспомнила традицию Просонья, по которой именинник всем дарит подарки в свой день рождения. На следующий год она подарит Альфу новые ботинки. Потому что в этом он получит дрель.

У Бритт-Мари было открыто. В зеркало Эльса увидела, что Бритт-Мари в цветастом жакете с брошкой заправляет кровать. На пороге стоят два чемодана. Бритт-Мари разгладила последнюю складку на покрывале и, тяжко вздохнув, вышла в прихожую.

Она посмотрела на Эльсу. Эльса посмотрела на Бритт-Мари. Обе не знали, что сказать, а потом хором выпалили:

– У меня письмо!

Вслед за этим они одновременно спросили: «Что?» и «Как?».

И впали в замешательство.

– У меня для вас письмо от бабушки! Оно было приклеено к полу под коляской на лестнице! – сказала Эльса.

– Да-да. У меня для тебя тоже письмо. Оно лежало в фильтре сушилки в прачечной, – сказала Бритт-Мари.

Склонив голову набок, Эльса посмотрела на чемоданы.

– Уезжаете?

Бритт-Мари нервно сложила руки в замок. Похоже, ей очень хотелось смахнуть пылинку с Эльсиной куртки.

– Да.

– Куда?

– Не знаю.

– Что вы делали в прачечной?

Бритт-Мари поджала губы.

– Видишь ли, нельзя вот так просто взять и уехать, не застелив постели и не почистив фильтр сушильной машины. Это недопустимо. А вдруг со мной что-то случится? Не хочу, чтобы люди думали, будто я варвар, который не застилает постели. Нет.

Эльса усмехнулась. Лицо Бритт-Мари осталось непроницаемым. Но, возможно, она просто не подает виду и усмехается про себя.

– Это ведь вы пели песенку для пьянчуги, когда она орала на лестнице по ночам?

– Что ты сказала?

Эльса пожала плечами.

– Я слышала эту песню всякий раз, когда пьянчуга ходила на лестницу. Она от нее успокаивалась и шла спать. Ваша мама была учителем пения. Вряд ли пьянчуга может так хорошо петь. Надо просто немного пораскинуть мозгами. Я ведь не дурочка.

Бритт-Мари судорожно сжимала руки. Терла белую полоску на месте кольца.

– Видишь ли, Эльса, нельзя допускать, чтобы граждане в состоянии алкогольного опьянения бродили по ночам в нашем подъезде. Цивилизованные люди так не делают. Давид с Перниллой любили, когда я пела им эту песню перед сном. Они уже, конечно, не помнят, но им очень нравилось, как я пою. Да-да, это правда.

– Бритт-Мари, вы все-таки совсем даже не полная засранка, – улыбнулась Эльса.

– Спасибо, – неуверенно ответила Бритт-Мари, словно это была ловушка.

И они обменялись письмами. На Эльсином письме было написано «ЭЛЬСЕ». На письме Бритт-Мари – «Старой перечнице». Эльсе не пришлось упрашивать Бритт-Мари, та сама прочитала свое письмо вслух. У Бритт-Мари это здорово получается.

Письмо, разумеется, было длинное. Бабушке, само собой, хватало за что извиняться перед людьми, но никто из людей даже близко не имел такого количества оснований перед ними извиняться, как Бритт-Мари. Бабушка просила прощения за ту историю со снеговиком. За комья пыли в сушилке. За то, что стреляла в Бритт-Мари с балкона из пейнтбольного ружья, которое только что купила и хотела опробовать. Однажды, когда Бритт-Мари была в своем лучшем платье, бабушка попала ей в задницу, а там уже пятно брошкой не скроешь. Потому что цивилизованные люди на заднице брошки не носят. Бабушка писала, что теперь в полной мере осознала свою вину.

Но больше всего бабушка просила прощения в конце письма, и когда Бритт-Мари дошла до этого места, слова застряли у нее в горле, так что Эльсе пришлось заглянуть в листок и дочитать самой.

Прости, что я не когда ни говорила тебе: Кент тебя не достоин, ты заслуживаеш лутшего! Правда! Хоть ты и старая перечьница!

Аккуратно сложив письмо, Бритт-Мари попыталась улыбнуться как ни в чем не бывало.

– С правописанием у твоей бабушки всегда были проблемы, да-да.

– Она писала как безграмотная курица лапой, – ответила Эльса.

И тут Бритт-Мари улыбнулась самой настоящей улыбкой, почти как все нормальные люди. Эльса погладила ее по руке:

– Бабушка знала, что вы решите кроссворд.

Бритт-Мари с растерянным видом теребила письмо.

– Как ты догадалась, что это я?

– Буквы в клеточках написаны карандашом. Бабушка всегда говорила, что вы из тех, кто не может уехать в отпуск, не застелив кровати, или заполнить кроссворд ручкой, не выпив перед этим пару бокалов вина. А я никогда не видела, чтобы вы пили вино.

Бритт-Мари смахнула невидимые пылинки с бабушкиного письма и упрямо ответила:

– Иначе буквы нельзя стереть. Мы же не варвары.

– Конечно нет. Совсем не варвары. Нет-нет, – передразнила Эльса.

Она посмотрела на конверт в руках Бритт-Мари. В нем было что-то еще. И это что-то слегка позвякивало. Бритт-Мари осторожно отогнула краешек конверта и вытянула шею, как будто боялась, что из конверта выпрыгнет бабушка собственной персоной и закричит: «УУУУУУУ!»