Ужас в музее - Говард Филлипс Лавкрафт

В июне известность мумии выплеснулась за пределы Бостона, и в адрес музея от оккультистов и других знатоков мистических учений посыпались вопросы, а также требования выслать фотографии. Это, в общем, не слишком радовало персонал музея, поскольку наше чисто научное учреждение не симпатизирует всяким фантастам и мечтателям, и все же мы добросовестно отвечали на все письма. Одним из результатов такой переписки явилась высокоученая статья знаменитого новоорлеанского мистика Этьен-Лорана де Мариньи в журнале «Оккульт-ревю», где он доказывал абсолютное тождество многих геометрических орнаментов цилиндра и иероглифов свитка некоторым идеограммам зловещего значения (транскрибированным с первобытных монолитов и атрибутики тайных ритуалов эзотерических обществ), которые воспроизведены в чудовищной «Черной книге», а также в труде фон Юнцта «Сокровенные культы».

Де Мариньи припомнил ужасную смерть фон Юнцта, случившуюся в 1840 году, спустя год после опубликования в Дюссельдорфе его ужасной книги, и рассказал о леденящих кровь легендах и прочих в достаточной степени подозрительных источниках информации, которыми пользовался ученый. Главное же, он подчеркивал поразительное единообразие легенд, с которыми фон Юнцт связывал большинство воспроизводимых им идеограмм. Никто не мог отрицать того факта, что древние предания, настойчиво упоминавшие о цилиндре и свитке, имели прямое отношение к экспонатам музея, но при всем том они характеризовались такой захватывающей дух экстравагантностью — включая совершенно неимоверные диапазоны времен-и невероятные, фантастические аномалии забытого древнего мира, — что намного легче было просто восхищаться ими, нежели в них поверить.

А восхищению публики поистине не было предела, так как перепечатки в прессе шли повсеместно. Статьи с многочисленными иллюстрациями, рассказывающие или кратко передающие суть легенд из «Черной книги», многословно распространяющиеся об ужасе, внушаемом мумией, сравнивающие орнамент на цилиндре и иероглифы свитка со знаками, воспроизведенными фон Юнцтом, и пускающиеся в самые дикие, самые нелепые и иррациональные измышления и теории, — такие статьи появились всюду. Число посетителей музея утроилось, а всеобъемлющий характер внезапно вспыхнувшего интереса подтверждался избытком получаемой нами корреспонденции — по большей части бессодержательной. Похоже, мумия и ее происхождение создали — для людей с воображением — достойного соперника депрессии, бывшей в 1931 и 1932 годах главной темой для разговоров. Что касается меня, то главный эффект всего этого фурора состоял в том, что мне поневоле пришлось одолеть чудовищный том фон Юнцта в сокращенном издании «Голден гоблин» — и это внимательное чтение, с одной стороны, заставило меня не раз испытать головокружение и тошноту, но вместе с тем и поблагодарить судьбу за то, что она избавила меня от диких гнусностей последовавшего вскоре полного издания текста.

Древние предания, приведенные в «Черной книге» и связанные с орнаментами и символами, столь близко родственными знакам и иероглифам свитка и цилиндра, и в самом деле ошеломляли и внушали немалый страх. Преодолев неимоверную череду веков и миновав все известные нам цивилизации, расы и государства, они сосредоточились вокруг исчезнувшего народа и сгинувшего континента, относящихся к баснословно далеким, туманным, первоначальным временам, — вокруг народа и континента, которые в древнейших преданиях именуются My и которые, судя по записям на языке наакаль, процветали двести тысяч лет назад, когда Европа была еще прибежищем неких гибридных существ, а не дожившая до наших времен Гиперборея поклонялась черному аморфному Цатхоггуа.

Там упоминалось также царство или край К'наа, в котором первое человеческое племя обнаружило грандиозные, чудовищные руины, оставленные неведомыми существами, волна за волной проникавшими сюда с далеких звезд и отбывавшими здесь предназначенные им долгие века в только нарождавшемся, никому еще не нужном мире. Царство К'наа было священным местом поклонения, поэтому из самой его сердцевины возносились к небу мрачные базальтовые утесы священной горы Йаддит-Гхо, а ее венчала сложенная из циклопических каменных блоков крепость, бесконечно более древняя, чем само человечество, и построенная племенем выходцев с темной планеты Юггот, колонизовавшей наш мир задолго до зарождения земной жизни.

Чужаки с Юггота исчезли многие века назад, но оставили после себя жуткое существо, которое не подвержено смерти, — своего ужасающего бога и покровителя Гхатанотхоа, спустившегося в глубь горы Йаддит-Гхо и с той поры таящегося в подземелье под крепостью. Ни один человек никогда не взбирался на Йаддит-Гхо и не видел ту зловещую крепость, разве что порой на фоне вечернего неба вырисовывались ее отдаленные, построенные по законам странной геометрии очертания; и большинство посвященных людей верили, что Гхатанотхоа всегда живет там, ворочаясь в таинственных безднах под мегалитическими стенами. И многие полагали, что чудовищу должны постоянно приноситься жертвы, чтобы оно не выбралось из своих тайных глубин и не погубило мир людей, как некогда был погублен мир пришельцев с Юггота.

Если не приносить жертвы, говорили люди, Гхатанотхоа выберется на дневной свет и тяжкой поступью спустится с базальтовых утесов Йаддит-Гхо, неся погибель всякому на своем пути. Ибо ни одно живое существо не может взглянуть не только на само чудовище, но и на его близко к натуре выполненное резное изображение любого размера без того, чтобы не претерпеть изменения более ужасные, чем сама смерть. Лицезрение великого бога или его изображения, как гласят легенды планеты Юггот, приводит к параличу и окаменению необычайно жуткого рода, в результате которого тело жертвы обращается в нечто среднее между кожей и камнем, тогда как мозг ее остается вечно живым, непостижимым образом застывшим и замурованным на века, в безумной тоске сознающим свое прохождение сквозь бесконечные эпохи беспомощности и бездействия до тех пор, пока случай или само время не довершат разрушение окаменевшей оболочки и тем самым, оставив серое вещество без внешней защиты, не обрекут его на погибель. Но конечно, по большей части жертве суждено было впасть в безумие задолго до того, как придет это отсроченное на многие эпохи избавление от мук в образе смерти. Ни единое человеческое око, говорят легенды, до сей поры не посмело бросить взгляда на Гхатанотхоа, ибо поныне опасность столь же велика, как и в те бесконечно далекие времена.

Каждый год в жертву Гхатанотхоа приносились двенадцать юных воинов и двенадцать девушек. Их тела возлагались на пылающие алтари в мраморном храме, построенном у подножия горы, ибо никто не смел взобраться на базальтовые утесы Йаддит-Гхо и тем более приблизиться к циклопической твердыне, возведенной на их вершине еще до появления на Земле человека. Власть жрецов Гхатанотхоа была безграничной, так как только они могли защитить К'наа и всю страну My от бога, в любое время могущего выйти из тайного убежища наружу и обратить всех окружающих в камень.

Во главе ста жрецов Темного Бога стоял Имаш-Мо, верховный жрец, который на празднестве Натх всегда шел впереди царя Тхабона и гордо стоял, выпрямившись во весь рост, перед часовней Дхорик, в то время как царь смиренно преклонял перед ней колена. Каждый жрец обладал мраморным жилищем, сундуком золота, двумя сотнями рабов и сотней наложниц, не говоря уж о его независимости от гражданского закона и о власти даровать жизнь или карать смертью любого жителя К'наа, за исключением приближенных царя. Но как ни велика была власть жрецов, страна всегда жила в страхе: как бы Гхатанотхоа не выскользнул из мрачных глубин и не спустился вниз, неся человечеству ужас и окаменение. Со временем жрецы запретили людям даже думать о Темном Боге или воображать себе его ужасный облик.