Час ворона - Михаил Зайцев

Как раз об эту пору дружбан Арчи, отзывающийся на погоняло Гиббон, посвятил сутенера «в тему с перьями». Интересная тема. Банковал авторитет Яшка, дело ему помог организовать неведомый Арчи бугор из Москвы. Кажется, Гиббон называл москвича Акулой или другой какой рыбьей кликухой, Арчи не запомнил. Суть дела заключалась в том, что Яшка баловал жадных до экзотики иностранных туристов невиданным зрелищем – дракой добровольцев на ножах до смерти. Любители пощекотать нервишки приезжали в Питер специально поглазеть на сумасшедших русских. За границей у Яшки работали надежные кадры. Под видом невинных индивидуальных туров верные люди сопровождали в Питер плотоядных фиников, то есть финских туристов. Или лиц иной национальности и подданства, околачивающихся в Хельсинки и пожелавших на пару дней смотаться в немытую Россию, насладиться подпольным кровавым зрелищем.

Помимо доходов от шок-тура, Яшка имел приличный навар с тотализатора. Ставки на «играх в перышки» были нешуточные. Специальная бригада занималась поиском надежных помещений для боев. Гости и участники об очередном адресе узнавали за несколько часов до начала. Само собой, и зрителей, и участников по возможности проверяли. А то как бы подсадная утка не проскочила в теплый Яшкин загончик. Мнительный Яшка страховался и перестраховывался, как мог. И в первую очередь это касалось бойцов. За каждого добровольца Яшка платил вербовщику пять косых в «зелени», и при этом, «если что», гарантировал поставщику тел страшную, долгую, мучительную смерть.

Заманчиво влегкую срубить пятерик, но стремно. К тому же Яшку интересовали именно добровольцы. Не доходяги-бомжи, ни психи-наркоманы, а здоровые трезвые парни, сознательно идущие на нож. Где таких взять? Примерно так думал Арчи, пока не увидел фотографию лопоухого Вити. Стоит рискнуть, решил Арчи. Посоветоваться с Маришкой и рискнуть. Верная подруга Маринка Пылесос не подкачает. Проституция для нее так, хобби. Способ перебиться с хлеба на квас, пока не подвернется по-настоящему стоящее дельце. Ведь недаром в ментовской картотеке Маринка значится на букву А – аферистка...

Зазвонил телефон. Виктор машинально вскочил с кровати, подбежал к аппарату, но вовремя опомнился, трубку не взял. Звонить могли только Марине, он здесь чужой. Это не его дом. Это квартира, которую снимает любимая и несчастная женщина.

Возле телефонного аппарата на стенке висело большое мутное зеркало. Виктор скептически взглянул на свое взлохмаченное отражение. Сегодня ночью Марина спросила у него: «Что с лицом?» (На вокзале Маринка Пылесос с большим трудом узнала клиента, разукрашенного фиолетовым макияжем синяков и ссадин.) Виктор соврал, мол, упал, когда поезд дернулся. Неудобно было рассказывать девушке про драку. Еще сочтет его за хулигана.

Синяки после побоища в тамбуре чуть поблекли, но на переносице еще остался довольно внушительный кровоподтек, и щека поцарапана, и губа жуть как распухла, и здоровенная шишка на лбу. Ну и рожа! Виктор потер ладонью щетину на щеке. Надо хотя бы побриться.

Его чемодан валялся в углу. Вчера чемодан так и не открыли, не до того было. Виктор щелкнул замками, приподнял чемоданную крышку и обомлел. Это же не его электробритва!

Вот блин. Парнишка наморщил лоб. Точно! Он вспомнил: в купе у Петровича под утро они, пьяненькие, приводили себя «в божеский вид». Причесывались, отряхивались, брились. И вот незадача, перепутали электробритвы. Теперь обязательно придется ехать к старику. Его-то, Виктора, бреющий агрегат был нашенский, еще советский, а тут – «Филипс», поди ж ты, дорогая машинка.

Виктор быстро собрался, оделся, сунул в карман куртки чужую электробритву, нашел на полочке в прихожей ключи и покинул гостеприимную квартиру, постеснявшись даже пустого чайку попить на дорожку...

Пока Виктор петлял по незнакомому городу, девушка Марина успела добраться до заштатной, захолустной больнички, приютившей пострадавшего накануне Арчи. Внезапный утренний звонок Арчи из приемного отделения пригородного лечебного учреждения заставил Марину забыть обо всем на свете и мчаться к нему очертя голову.

– Хороший мой! – Маринка, наплевав на еще шестерых обитателей палаты, с ревом кинулась на грудь Арчи. – Ластонька моя, светик любимый, кто же тебя так разукрасил?! Суки гнусные! Клянусь, найду козлов, никаких бабок не пожалею!

Между прочим, «разукрашен» Арчи был не в пример скромнее, чем Виктор. Всего-то и делов – фингал на скуле да пуговка носа стала цвета спелой маслины.

– Хорэ надрываться! – Ленивым жестом повелителя Арчи отстранил от себя девицу и заставил ее усесться на стул в изголовье кровати. – Скобари, что фотку мне попортили и крыло попортили, ответят по понятиям. Гиббон уже разбирается. Хорэ реветь, я сказал!

Справедливости ради следует отметить, что никто Арчи «фотку» не портил и «крыло» не ломал. Просто-напросто накануне Александр Арнольдович Стрелков по кличке Арчи нажрался водяры сверх всякой меры и, выходя из кабака, долбанулся мордой об асфальт, плечом о ступеньки.

Краем оплывшего глаза Арчи не без гордости окинул невольных зрителей душещипательной сцены – и остался доволен. Суровые перебинтованные соседи, кто мог, с удивлением пооткрывали рты. Еще бы! К поступившему поутру нагловатому сморчку явилась ТАКАЯ деваха! Несоответствие пары поражало. Почти лысый к своим тридцати Арчи, с расквашенным носом-пуговкой и гипсом на тщедушном плечике, а рядом стройная длинноногая блондинка, чем-то неуловимо похожая на секс-грезу всех времен и народов, легендарную Мэрилин Монро.

Загадка истории, парадокс человеческой природы, однако факт – во все времена самые циничные и прожженные шлюхи обожали своих сутенеров до самозабвения, до потери рассудка, до истерики...

– Арчи, милый, тебе больно? – продолжал ныть девушка.

– Заткнись, соска! – строго рявкнул Арчи. – Базарь по делу! Ну? Встретила клиента? Как он? Готов?

– Готов.

– О'кей. Звони срочно Гиббону, передай, чтобы башли считал. Я Гиббона втемную напряг, подписался, что все будет путем. Нехай Гиббон с Яшкой состыкуется и прочирикает насчет нашего лопушка.

Эту тираду, задействовав диалект мелких гопников города Павловска, Арчи исполнил опять же исключительно на публику. Пусть знают, козлы, кто лежит рядом с ними на скромной железной кровати возле окна! А то заладили: курить в палате нельзя, на пол плеваться нельзя... Тьфу! Быдло недобитое! Одно слово – больные...

Между тем Виктор, изрядно поплутав по улицам и проспектам незнакомого города и замучив всех встречных-поперечных расспросами, с грехом пополам добрался-таки до жилища ветерана Виктора Петровича. Вернул чужую электробритву, забрал свою, попил на кухне-малютке чайку с малиной, да и выложил симпатичному старичку все свои горести, печали и надежды. Сам не заметил, как разоткровенничался, обо всем рассказал. И про Сашку, и про Маринку, и про злодея Варфоломея.

– Значится, будешь на ножиках драться? – хитро прищурился Петрович.

– Буду! – ответил Виктор, гордо расправив плечи.

– А умеешь? – улыбнулся Петрович.