Клан Пещерного Медведя - Джин М. Ауэл

Наконец он пришел в нетерпение, повалил Эйлу и задрал свою набедренную повязку, обнажив затвердевшую напряженную плоть. «Что это ей вздумалось заартачиться? – с раздражением думал он. – Она должна быть счастлива, что мужчина снизошел до нее, уродины. До сих пор на нее никто не польстился». Задыхаясь от злобы и желания, он сорвал с нее накидку.

Когда Бруд навалился на Эйлу, внутри ее словно что-то оборвалось. Она чувствовала, что не может утолить его надобность. Это было слишком мерзко. Она позабыла обо всем: о том, что обязана повиноваться мужчине и охотнику, о том, что за непокорность ожидает суровое наказание. Выскользнув из-под Бруда, Эйла вскочила на ноги и уже хотела броситься наутек, но спастись от Бруда ей не удалось. Он схватил ее, швырнул на землю и мощным ударом кулака разбил ей губы. Забава нравилась Бруду все больше. Как часто ему хотелось ударить эту дрянь, но приходилось сдерживаться. Здесь никто не помешает ему, никто не придет ей на помощь. К тому же у него была веская причина: она отказывалась выполнить его законное требование, дерзко отказывалась.

Эйла точно обезумела. Она отчаянно пыталась вырваться, но Бруд опять ударил ее. Он и сам не ожидал, что сумеет довести ее до такого исступления. Теперь, когда это удалось, похоть его все распалялась. Наконец-то он ее проучит, наконец-то отплатит ей за все. Он наносил сокрушительные удары, с наслаждением наблюдая, как она съеживается, стоит ему занести кулак.

Голова у Эйлы кружилась, из разбитых губ и носа хлестала кровь. Она брыкалась, извивалась, но Бруд крепко прижимал ее к земле. Напрасно она колотила по его волосатой груди – тело Бруда было твердым как камень. Ее сопротивление довело до крайности охватившее Бруда возбуждение. Никогда он не испытывал ничего подобного – ярость усиливала желание, желание прибавляло силы кулакам. Упиваясь испугом и унижением Эйлы, он осыпал ее ударами.

Эйла почти теряла сознание, когда он разодрал ее накидку и раздвинул ноги. Одним грубым толчком он глубоко проник внутрь ее. Крик боли, сорвавшийся с ее губ, придал остроты его наслаждению. С лихорадочной поспешностью стремился он удовлетворить сжигавшее его желание, заставляя ее кричать еще и еще. Наконец вожделение оставило его.

Несколько мгновений Бруд лежал недвижно, придавив Эйлу всей своей тяжестью. Потом он поднялся, удовлетворенно отдуваясь. Эйлу душили рыдания. Соленые слезы жгли свежие ссадины на ее окровавленном лице. Один ее глаз уже успел заплыть, превратившись в узкую щелку. Кровь струилась по ее ногам, и где-то глубоко внутри она ощущала саднящую боль. Бруд бросил на нее пренебрежительный взгляд. Он добился своего. Никогда раньше соитие с женщиной не доставляло ему такого удовольствия. Взяв свое оружие, он гордо направился к пещере.

Эйла долго лежала, уткнувшись лицом в землю, и судорожно всхлипывала. Постепенно рыдания ее стихли, она села и ощупала свои разбитые, опухшие губы. На пальцах осталась кровь. Все ее тело болело, снаружи и внутри. Эйла заметила кровь у себя на ногах, алые капли на траве. «Неужели мой покровитель снова вступил в бой? – удивилась она. – Нет, вряд ли, время еще не пришло. Это Бруд ранил меня. Он не только разбил мое лицо, он повредил мне внутренности. Но другим женщинам не больно, когда мужчины утоляют с ними свою надобность. Почему же Бруд ранил меня? Наверное, дело в том, что я не такая, как все».

Эйла медленно поднялась и поплелась к ручью – каждый шаг давался ей с трудом. Она тщательно смыла всю кровь, но это не облегчило ноющей боли, терзавшей ее тело, и не утолило смятения, царившего в ее душе. «Почему Бруд захотел сделать это со мной? – продолжала недоумевать Эйла. – И почему мужчины причиняют боль женщинам, которые им нравятся? Да, но ведь все женщины, кроме меня, получают от этого удовольствие. Они всегда радуются, когда мужчина подает им знак, и с готовностью выполняют то, что он хочет. Не представляю, как можно получать от этого удовольствие? Но Ога никогда не сердится, даже если Бруд утоляет с ней свою надобность по нескольку раз на дню».

Внезапно Эйлу пронзила жуткая мысль. «Что, если Бруд захочет совершить это со мной еще раз? – подумала она в отчаянии. – Нет-нет! Больше я этого не вынесу. Лучше вообще не возвращаться домой. Но куда мне идти? В маленькую горную пещеру? Это слишком близко от пещеры Клана, там меня найдут. И все равно мне не выжить там зимой. А больше мне некуда деться. Я не хочу жить одна, без Изы, Креба и Убы. Как же быть? Если Бруд вздумает вновь утолить со мной свою надобность, мне придется ему подчиниться. Женщины не отказывают в этом мужчинам. Но я не такая, как все. Пока я была девочкой, он не требовал этого от меня. Зачем только я стала женщиной? Я так радовалась, когда мой покровитель впервые вступил в бой. Лучше бы я оставалась девочкой до конца жизни. Что толку быть женщиной, если я все равно не могу родить ребенка? Чтобы мужчины мучили меня, когда им взбредет в голову? Не понимаю, для чего им это надо».

Солнце уже садилось, когда Эйла решила вернуться в пещеру. Яйца куропаток, которые она так бережно хранила, разбились, испачкав всю ее накидку. Она оглянулась назад, на ручей, и вспомнила, с каким легким сердцем наблюдала сегодня за птицами. «Так недавно я была счастлива и беззаботна, а кажется, что давно, очень давно», – думала она с горечью.

Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее тревожилась Иза. Несколько раз она, не утерпев, отправлялась навстречу Эйле, но вскоре возвращалась, не зная, где ее искать. «Женщине нельзя бродить по лесу одной, – сокрушалась целительница. – Никогда мне не нравилось, что Эйла ходит на охоту. Вдруг на нее напал хищник? Вдруг она ранена?» Креб тоже беспокоился, хотя и не подавал виду. Когда темнота сгустилась, заволновался даже Бран. Иза первой увидела Эйлу, которая брела со стороны скалистого кряжа, еле передвигая ноги. Целительница уже собиралась отругать дочь за то, что та заставила всех переживать. Но стоило ей вглядеться в Эйлу, и руки ее опустились прежде, чем сделать жест упрека.

– Эйла! Ты ранена? Что произошло? – спросила, наконец, перепуганная Иза.

– Меня избил Бруд, – с каменным лицом ответила Эйла.

– Но за что?

– Я не хотела ему подчиниться.

И, явно не желая дальнейших расспросов, молодая женщина вошла в пещеру и направилась прямиком к очагу Креба.

«Что же случилось? – терялась в догадках Иза. – Эйла вела себя так благоразумно, беспрекословно выполняла все приказания Бруда. С чего ей вздумалось ослушаться его? И почему Бруд не сказал мне, что встретил ее в лесу? Он же видел, что я места себе не нахожу. Бруд вернулся давно, солнце было еще высоко. Почему же Эйла так запозднилась?» Украдкой бросив взгляд через разграничительные камни в сторону очага Бруда, Иза увидела, что вопреки всем правилам поведения он в упор смотрит на Эйлу и на лице его застыла довольная ухмылка.

Креб тоже понял: что-то неладно. От него не ускользнуло ни разбитое лицо Эйлы, ни ее безнадежный взгляд, ни высокомерное выражение Бруда. Старый шаман знал, что с годами ненависть Бруда к Эйле разгоралась все жарче, что непроницаемая покорность молодой женщины раздражала Бруда сильнее, чем ее по-детски беспомощный протест. Но то, что произошло между ними сегодня, вселило в Бруда уверенность в своем превосходстве над Эйлой. При всей своей проницательности Креб не догадывался, в чем тут дело.