Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода

Но как напрягать стрелу сию? Должно уметь и иметь в себе того: «Научащий руки мои на ополчение». Сию-то стрелу сыскали в колчане апостолы – язык огненный. «Языка – его же не зная – услышат».

А как стрела сия парящая взирает к одному только востоку, так и сей орган одному Богу песнь воспевает. Очень вздорно и худо разногласит, и сам свое мешает сличное согласие, если стать на нем играть для плоти и крови. Играет и скачет Давид, но перед Господом, то есть ради Господа, так как и Мелхоле говорит: «Благословен Господь, который избрал меня паче отца твоего…» Буду играть и плясать перед Господом. Поощряет и других: «Воспойте к Господу. Сей один только благой псалом есть».

Нет сладостнее и действительнее, как бренчать на нем Богу, а не стихиям, а не миру; не тлени, но вечности, тогда-то действительно изгонятся бесы из саулов. Притом надобно уметь сличать голоса, вливающие в душевное ухо сладкую симфонию.

При свидетельстве двоих или троих голосов твердый псалом составляется, например: почитай врача, противу потреб чести его, ибо Господь создал его. Вот кого ж не Господь создал? Тотчас и вздор: для чего ж царь Иудин Аса осуждается ради лекарей? «И не в немощи своей взыскал Господа, но врачей». Смотрите, как дурно сей орган разногласит по человеку! Не спорю, да и сам я рад почитать телесного врача. Притом говорю, что Библия весьма есть дурная и несложная дуда, если ее обращаем к нашим плотским делам, бодущий терновник, горькая и невкусная вода, дурачество, если с Павлом сказать, Божие, или скажу сор, навоз, дрянь, грязь, гной человеческий, в котором велит Бог Иезекиилю скрыть ячменный опреснок. «Так съедят сыновья Израиля хлеб свой нечистый у язычников, когда рассыплю их» (гл. 4).

У Исайи – стрела избрана, в колчане своем скрытая, а у Иезекииля – в соре навоза скотского скрывается опреснок.

Не сие ли есть таинство утверждающего сердца нам слова Божиего, грязью земных дел наших обвитое? Те только одни от змииных угрызений исцелились, кто на вознесенного змия в гору взирали, не те, что смотрели на ползущего по земляному праху.

Так и здесь питаются во время голода пшеницею Иосифовою приступившие к столу и наслаждающиеся высокими умами, а не те, которые жрут гнилую свою мертвечину около слова животного. «Окрест нечестивые…»

Там упоминается змий, ползущий и едящий грязь, а у Иезекииля на гноеядцев вот что Бог вещает: «Да скудны будут хлебом и водою, и погибнет человек и брат его, и истают в неправдах своих».

Для чего мы находим там нашу грязь и гной и едим оный, когда все сне Богу и божественному его слову единственно посвящено? Конечно, мы не узнали себя. Если же скажете, что оное жестоко и трудно читать и разуметь, если вам Бог прощает, одно то непростительно, что мы похожи на умницу бабу: сия разумница изволила кушать горчайшую около ореха волошского корку, наконец осердившись, начала ругать и смеяться; которые, лишившись доброго вкуса, похваляют иностранные плоды.

«Почитай врача… Ибо Господь создал его». Но дабы тут не приснились нам наши телесные врачевания, для того там же сплошь говорится сие: «Не от древа ли осладились воды, да познана будет сила его?» Лекарствам плотским какое есть сходство с тем богопоказанным деревом, которым Моисей воду горькую осладил? Если кто сие дерево знает, может вознести змия, отбить грязь от опресноков, осладить библейную воду. Вот лекарь кричит: «Послушайте премудрость в притчах! Господь создал меня, начало путей своих». Слушай лечение: «Сын, да не преминешь, соблюдай же мой совет и мысль, да жива будет душа твоя, и благодать будет на твоей шее! Будет же исцеление (приложение) плотям твоим и уврачевание костям твоим, да ходишь надеясь в мире во всех путях твоих…»

Видите, что лечит сей врач? Душу болезненную. «Мир мой даю вам. Вы друзья мои есть…»

Сего-то доброго друга столь высоко рекомендует сын Сираха: «Друг верен – покров крепок есть; обретший же его обретет сокровище. Другу верному нет измены, и нет мерила доброте его! Друг верен – врачевание житию, и боящиеся Господа обретут его». Теперь же скажу: почитайте Библию, в рассуждении надобностей ее она есть аптека, Божиею премудростью приобретенная, для уврачевания душевного мира, ни одним земным лекарством неисцеляемого.

В сей-то аптеке Павел роет, копает, силою дерева крестного вооружен, и, убивая всю мертвую гниль и гной, вынимает и сообщает нам само чистое, новое, благовонное, Божие, нетленное, вечное, проповедуя Христа Божию силу.

Церемонисты сердятся, а афинейцы смеются, нам же, званым, Христос есть Божия сила и Божия премудрость. Если же спросите, для чего сии книги одно пишут налицо, а другое тайное, а новое из них выходит? А кто ж сеет на ниве семя будущее? Да и может ли пахарь сеять зерно нынешнее? Оно, принятое в недро земное, разопреет и сотлеет; в тот день выходит из него плод новый с новым зерном. А к сему круг годового времени надобен.

Скажите, возможно ль на молодом сердце вырастить плод ведения Божия и познания (сии обое с собою неразлучные) самого себя? К сему круг целого человеческого века потребен.

Библия есть человек домовит, уготовивший семена в закромах своих. О сем-то хозяине пишется: «Изойдет сеятель сеять». Она в молодые наши мысли насевает семя нынешнего плотского нашего века, дабы несмысленное наше сердце способно принять могло; сие семя не пустое, но утаивает в себе Божию силу.

Оно как непотребное со временем портится в сердце и гибнет, а новое прозябает. Сеется гниющее, восстает благовонное; сеется жесткое, восстает нежное; сеется горькое, восстает сладкое; сеется стихийное, восстает Божие; сеется несмысленное и глупое, воскреснет премудрое и прозорливое. Все, что только мы имеем, есть то ж и у Бога. В сем только рознь, что наша гниль и тень, а его – нетление и истина.

Древний мудрец Эдип, умирая, оставляет малолетнему сыну в наследие историю именем «Сфинкс»: «Любезный сын, вот тебе самое лучшее по мне наследие! Прими малую сию книжку от десницы моей; люби ее, если хочешь любить твоего отца; меня почтешь, почитая оную. Носи ее с собой и имей в сердце своем, ложась и вставая. Она тебе плод принесет тот, что и мне, разумей – блаженный конец жизни твоей. Не будь нагл и бессовестен, ступай тихонько, жизнь есть путь опасный; приучай себя малым быть довольным, не подражай расточающим сердце свое по наружностям. Учись собирать расточение мыслей твоих и обращать их внутрь тебя. Счастие твое внутри тебя, тут центр его зарыт: узнав себя, все познаешь, не узнав себя, во тьме ходить будешь и убоишься страха, где его не бывало. Узнать себя полно, познаться и задружить с собой сей есть неотъемлемый мир, истинное счастие и мудрость совершенная. Ах, если б мог я напечатлеть теперь на сердце твоем познание самого себя!.. Но сей свет озаряет в поздний век, если кто счастлив… Будь добр ко всем. Не обидишь и врага своего, если хоть мало узнать себя потщишься. Но презираю природу твою и радуюсь. Конечно, узнаешь себя, если любить будешь вникать крепко внутрь себя, крепко, крепко… Сим одним спасешься от челюстей лютого мучителя».

Он много говорил, но мальчик ничего не мог понять. Омоча отцовскую руку слезами и принимая книжку, прилагал ее, будто отца, к сердцу своему; а отец, радуясь как сыновнему усердию, так и разлучению своему от тела, уснул в вечности, оставив на смертном лице образ радости, живой след ублаженной миром души своей.