Жестокие игры - Мэгги Стивотер

Он и не собирался выигрывать.

Пак

Пегая кобыла нападает на меня совершенно неожиданно.

Она встает на дыбы между мной и морем, как будто намеревается ринуться вперед, но вместо этого падает прямо на Дав. Ее зубы щелкают совсем рядом с затылком Дав, прямо за ее ушами.

Дав пошатывается.

Я поворачиваю голову — и утыкаюсь прямо в мерзкую ухмылку Мэтта Малверна.

Я слышу крик Шона, его нервный голос:

— Это только наше с тобой дело, Мэтт!

Пытаясь не потерять стремена, я стремительно наклоняюсь вдоль потной шеи Дав, чтобы схватить пегую за ухо. Шкура у нее скользкая и совсем не похожа на шкуры всех тех лошадей, к которым я прикасалась. Позвоночник Дав вжимается в мой живот, покрытые волдырями ладони жжет, но я ни на что не обращаю внимания и резко выкручиваю ухо пегой кобылы. Она визжит и сваливается с Дав.

Я с трудом понимаю, что кричит мне Шон:

— Уйди с дороги, Пак!

Дав понимает его раньше, чем что-то доходит до меня; когда Корр начинает напирать на нее, она бешеным рывком проскакивает между ним и пегой кобылой. Я едва успеваю снова опуститься в седло, его кожа скользит подо мной — то ли от крови, то ли от воды…

Ската извивается и дергается под Мэттом, но мы уже оторвались от нее. Я оглядываюсь — и успеваю заметить только, что плечо Корра ударяется о плечо пегой кобылы. Взгляд Шона на долю секунду прыгает в мою сторону. Он хочет убедиться, продолжаю ли я двигаться вперед.

Мне хочется подождать его. Я знаю, что он прекрасно выигрывал и без меня, четыре раза подряд, но мне просто не хочется покидать его.

Я слышу крик Шона Кендрика:

— Вперед!

И я подстегиваю Дав.

Шон

Нам не вырваться.

Корр легко мог бы обойти Скату, если бы мы продолжали мчаться вперед, но Мэтт Малверн ухватил один из моих поводьев. Он подтягивает голову Корра к себе, чтобы Корр оказался в пределах досягаемости для зубов пегой кобылы. И тянет как раз со стороны того глаза, которым Корр почти не видит. Корр вне себя от страха, так как не знает, что ему противостоит, его глаза выкатываются; нос дергается, снова и снова втягивая воздух. Ската щелкает зубами, задевая его щеку. Я сражаюсь с Мэттом за повод Корра, мое колено колотится о колено Мэтта, я ощущаю жар…

Ската и Корр несутся галопом, плечо к плечу, и каждый шаг уносит их все дальше в волны прибоя. Я чувствую на языке вкус соленой воды; мое седло стало скользким от нее. Каждая мышца тела Корра напряжена, дрожит. Глядя на Мэтта, я вижу, что ему очень трудно удержаться в седле.

А я слишком поздно замечаю его нож.

Я вскидываю руку. Нет, мне не защитить ни себя, ни Корра.

Однако Мэтт опускает нож не на меня. Он скользит его концом вдоль шеи пегой кобылы, оставляя алую линию. Пегая разъяряется от боли. — Попробуй справиться с этим, Кендрик! — кричит Мэтт.

И отпускает поводья.

Ската обрушивается на нас.

Пак

Сначала я догоняю Блэкуэлла на Марго. Марго — крупная, подтянутая гнедая кобыла, длинная, как железнодорожный вагон, и она отчаянно сопротивляется Блэкуэллу. Я вижу, что ее рот полуоткрыт, она ухмыляется, как тот черный кабилл-ушти, который нашел нас с Финном в сарае. До этого она неслась с ошеломительной скоростью, но теперь я вижу, что Блэкуэлл изо всех сил удерживает ее. А стоит ему чуть-чуть отпустить поводья, и кобыла тут же бросается к океану.

Но моей Дав абсолютно наплевать на море. Я пригибаюсь к ее гриве — шея у лошадки вспотела, и мои руки тоже, и мне очень трудно удерживать поводья — и прошу мою кобылку поднажать. Она проскальзывает мимо Блэкуэлла.

Теперь впереди нас остался только Прайвит на Пенде. Прайвит держит приличную дистанцию от линии прибоя, так что я легко могу пройти между ними. Но если мне удастся подманить Пенду поближе к ноябрьской воде, то, может быть, я смогла бы и отвлечь ее настолько, чтобы вырваться вперед. Однако это означает, что я должна подобраться очень близко к кабилл-ушти, не имея при этом плана отступления, а Дав уже напугана до последней степени.

Времени остается немного, до конца дистанции недалеко. Может быть, всего три фарлонга. Я не хочу надеяться, но просто ощущаю, как надежда пульсирует во мне.

Вот только… здесь бы следовало быть Корру. Я не должна была оставаться наедине с Пендой.

Когда я оглядываюсь, я не вижу Корра. Но вижу Марго, быстро настигающую нас. И вижу бешено бьющиеся на ветру перья самодельного чепрака Дав.

Я слышу голос Шона, говорящий мне, что это возможно. И голос Пег Грэттон, которая велит мне показать им всем, чего я стою. Я знаю, что в конечном счете дело не в храбрости Дав. Я пригибаюсь к шее лошади — Дав, моей лучшей подруги, — и прошу ее сделать последний рывок.

Шон

Я пытаюсь удержать Корра, но хватаюсь за пустоту. Откуда-то доносится высокий пронзительный крик — а потом я падаю.

И в тот момент, когда я лечу на землю — между спиной Корра и волной прибоя, — я прежде всего вспоминаю о десятках водяных лошадей, несущихся следом, а уж потом — о смерти отца.

Мой единственный шанс в том, чтобы успеть уйти с их дороги. Моя надежда в том, чтобы, ударившись о землю, суметь откатиться с пути множества копыт. Если не потеряю сознания, я могу выжить.

Какое-то мгновение я чрезвычайно отчетливо вижу все: Корра, его морду, превратившуюся в красную маску, его разорванную ноздрю; горизонт, растянувшийся вдали, слишком далеко; синее-синее ноябрьское небо над нами…

Пегая кобыла поднимает ногу, чтобы ударить меня копытом по голове.

Когда я шмякаюсь на песок, перед моими глазами все расплывается, как в воде. Во рту у меня прибой, подо мной — берег, дрожащий от грохота копыт, и что-то красное, ярко-красное надо мной…

Пак

В тот момент, когда мы обходим Яна Прайвита на Пенде, Ян смотрит мне в глаза, и я вижу, что он просто не верит в происходящее.

Но гонка уже закончена.

Даже когда я вижу, что мы первыми пересекаем линию финиша, даже когда через полсекунды ее минует Марго, а еще через секунду — лошади Айка Паллсона и доктора Халзала, ноздря в ноздрю, — я не могу поверить.

Я осторожно веду Дав, чтобы она остыла, похлопывая ее по шее, я смеюсь и вытираю слезы тыльной стороной окровавленной ладони. Всю мою боль как будто смыло; осталась только неутихающая дрожь. Я, дрожа, поднимаюсь на стременах, отводя Дав подальше от всех этих кабилл-ушти, пересекающих линию финиша. Вороные и серые, гнедые и каурые…

Но я не вижу Шона.

В ушах у меня продолжает шуметь. Я далеко не сразу понимаю, что это рев толпы зрителей там, наверху, на утесах.