Стоящий у Солнца - Сергей Алексеев

Десантники обложили весь район, перерезали все мало-мальски проезжие дороги и на пятый день выловили ещё одного, правда, не вооружённого, но очень интересного с криминальной точки зрения человека по фамилии Лобанов Александр. Четырежды судимый, но имеющий вид на жительство, лесной скиталец занимался химподсочкой. Специальная группа следователей военной прокуратуры, находящаяся в Красновишерске, «крутила» его несколько дней, но никаких улик против него не было. Лобанов опознал убитого Филиппова, да и запираться не имело смысла: бандит и мёртвый источал запах живицы, и борода его, давно не мытая керосином, склеилась и свалялась от сосновой смолы. Серогон рассказал, что эксплуатировал Филиппова как раба, когда тот приходил к нему в барак голодный и холодный. Работал за кормёжку и чай, немного отъедался и снова куда-то убегал на несколько месяцев. Автомат Филиппов украл из какой-то машины не нашего производства ещё в прошлом году, чтобы бить лосей. Одним словом, держать и «колоть» его было бесполезно, и Лобанова отпустили. Но он начал возмущаться и требовать, чтобы его отправили на вертолёте назад, в свой барак, что он терпит убытки, потому что его раба убили, а сам он теперь не успеет снять живицу с подсечённых сосен. В качестве компенсации он начал требовать центнер чая, и его действительно пришлось забрасывать обратно в лес вместе с десантниками.

Операцию по ликвидации террористической группировки уже решили заканчивать, сойдясь на том, что обстрел вертолёта произвёл Филиппов — псих-одиночка, однако накануне свёртывания засад и секретов поступил тревожный сигнал. Два прапорщика — а всю десантную группу составляли опытные офицеры и прапорщики спецназа — неожиданно исчезли, и в условленный срок они не вышли на связь. Они контролировали малозначащую лесовозную дорогу на пересечении её небольшой речкой. В этот пункт срочно выслали резервную усиленную группу, десантников спустили на специальной верёвке, а вертолёт остался в воздухе, барражируя над районом — для оказания огневой поддержки. Через пару часов исчезнувших прапорщиков обнаружили на берегу речки. Оба были раздеты догола и пьяны до невменяемости. Вооружение, амуниция и одежда — всё оказалось в полной сохранности. Нашедшие пропавших хотели скрыть факт пьянства товарищей — жалко ребят, устали сидеть в лесу! — однако, когда попытались разбудить их и привести в чувство, услышали в свой адрес такое, что сразу пропала охота спасать честь мундира. Пьяниц перетащили к месту, где мог приземлиться вертолёт, загрузили на борт, доставили в Красновишерск и сдали на руки командирам. Протрезвевшие, они несли полную околесицу. Будто на речке оказались два рыбака с удочками и рюкзаками — очень весёлые и компанейские ребята. Прапорщики, однако же, проверили у них документы, обыскали вещи и ничего подозрительного не обнаружили. В этом случае они обязаны были записать все их данные и будто бы записывали, но почему-то фамилий их не обнаружилось в записных книжках. Рыбаки отошли с дороги и стали ловить рыбу, причём клёв оказался невероятным: за какой-то час — целое ведро! Дело в том, что прапорщики от скуки и сами пробовали рыбачить в этой речке, но ничего не поймали. Потом проезжавший шофёр лесовоза объяснил, что эта речка возникает после дождей и скоро пересыхает. А тут великолепная форель! Да как берёт!.. Эти удачливые рыбаки сварили уху и позвали прапорщиков. Конечно же, на службе они пить не хотели, но как-то выпили помимо своей воли и всего-то по стакану. И водка была какая-то очень уж вкусная, такой просто никогда не пивали. Потом произошло полное отключение сознания. Зачем раздевались, купались ли в речке — не помнят. Единственное, что осталось в памяти, — это какие-то нездоровые лица рыбаков — мешки под красными глазами, и на бутылке с водкой «Распутин» всего одно изображение Григория — только внизу.

Когда Иван Сергеевич услышал эту историю, мгновенно вспомнил бедолагу-пилота, но, естественно, промолчал. Командиры групп тоже не предавали огласке этот случай с прапорщиками, да и вертолётчики о своём пилоте помалкивали. Никому не было выгодно, поэтому странные рыбаки оказались вне внимания военной прокуратуры. А Ивана Сергеевича это совпадение потрясло. Он почуял, что за этими рыбаками-пришельцами стоит некая четвёртая сила, действительно контролирующая обстановку в регионе.

Однажды утром военные вертолёты загрузились оборудованием и личным составом, поднялись в воздух и улетели. Операция была закончена, и можно опять приступать к поискам Мамонта. Но вдруг упёрлись вертолётчики. Они потребовали пересмотра контракта в связи с появившимся риском при полётах. Стоимость одного лётного часа увеличивалась ровно в пять раз. Кроме этого, любой ущерб, в том числе и моральный, гарантированно возмещался в валюте. Иван Сергеевич серьёзно опасался, что лётчики, нащупав золотую жилу, сами могут устраивать катастрофы и обстрелы.

Можно было вылетать, но Иван Сергеевич медлил: Савельев через своих людей обязался установить точное местонахождение Мамонта. Однако облавы в регионе парализовали его Службу, и теперь, когда спецназ улетел, шёл лихорадочный поиск следов, и по мере того как при каждой встрече всё растерянней и беспомощней становился Савельев, Иван Сергеевич всё больше напирал на него, требуя вывести на непосредственного руководителя Службы. Бывший ученик не сдавался, прекрасно понимая: стоит свести их напрямую, он может оказаться лишним. Савельев при очередной встрече просил подождать ещё день, мол, не поступила информация, не было прохождения в эфире, и, наконец, признался, что Мамонт, снабжённый радиомаяком, вначале стал пропадать из радиовидимости, затем был арестован, по его данным, но бежал из-под ареста и теперь неизвестно где. Радиомаяк же обнаружен в его машине, сейчас стоящей на дворе участкового инспектора в Гадье. Одним словом, Иван Сергеевич знал эту информацию намного раньше Савельева и точнее. Но нельзя было отпускать от себя бывшего ученика и всё время следовало озадачивать его и давить со всей силой, чтобы чувствовал, кто хозяин положения и кому нужно служить.

Иван Сергеевич дал ему ещё один, самый последний срок, после которого Савельев обязался предоставить возможность встретиться с руководителем Службы — отставным генералом контрразведки. Шведы начали волноваться и поторапливать Ивана Сергеевича, ибо если не отыщется Мамонт, то придётся приступать к долгосрочному плану поиска — через материалы, наработанные Институтом, которые нужно было дешифровать, освободив от халтуры. А это значило, что из перспективного района придётся уезжать в Москву, садиться за столы и включать компьютеры. Здесь же, в непосредственной близости от сокровищ, казалось, можно обойтись и без долгой, утомительной работы. Чтобы как-то утешить шведов, а заодно и потрепать их казну, Иван Сергеевич назначил вылет на следующее утро, не дожидаясь информации Савельева.

А вечером, открыв номер своим ключом, вошла Августа со стаканом тёплого молока на подносе. Присела к нему на кровать, посмотрела, как он пьёт молоко, и вдруг сказала:

— Ваня, мы так давно не смотрели с тобой слайды.

— Не хочу, — буркнул Иван Сергеевич. — Я уже твоих слайдов насмотрелся… Завтра день трудный.

«Референт прислал, — подумал он. — Чего-то хочет выпытать…»

— Я по тебе скучаю, — проговорила она и приласкалась к его руке. — Вижу каждый день и скучаю…