Чернолунье - Дарья Шварц

почву сада, а под ним проходили катакомбы. Целый комплекс старых черных ходов остался под замком еще со времен Первой войны. Конструкции устарели и долго не ремонтировались, их развал был лишь вопросом времени. Вот куски подорванной стены и проломили большую дыру на территории сада.

Свидетелями этого стали двое.

– Дай и…

– Принцесса Алнаира. Её растят втайне от общественности, и я никогда её не видел. Мог лишь слышать о ней из рассказов маленького Дая. Ей пророчили корону, а Даю – службу посла. Маленький одинокий мальчик нашел еще более одинокую девочку. Их связывало нечто большее, чем просто дружба.

Но в тот день она погибла. Упала прямо в образовавшуюся дыру, в катакомбы. Её тело так и не нашли, но признали погибшей.

Дай видел, как это случилось. Но он ненавидит вспоминать об этом. Кажется, он так никому и не рассказал, что на самом деле тогда произошло. Мы можем только догадываться, как выжил он и почему они были дождливым ранним утром в саду.

Тот день остался в памяти всех как «трагедия», неудачная революция со множеством жертв. Но общественность так и не узнала, что настоящей «трагедией» назвали смерть будущей королевы.

– Откуда вы всё это знаете? – непонимающе нахмурилась Лилит.

– Я знал «отца» Дая, прошлого главу семьи Леруш, – Бертрама Леруш, – горько усмехнулся Элрик. – Он рассказал мне. А после и сам пропал.

– Как пропал? – удивленно спросила Лилит. – Не погиб?

– Он и король просто взяли и через год после трагедии исчезли. Если бы народ узнал, революции было бы не миновать.

– А как же Дай? Он что, совсем один остался? И те слухи… – замялась она.

– Конечно же, на такого чувствительного ребенка, как Даймонд, трагедия и исчезновение опекуна наложили большой отпечаток. Его мучали и мучают кошмары по сей день. Три года назад, когда ему исполнилось пятнадцать, он решился отомстить той группе революционеров, виновных в смерти принцессы. И всех их… убил, – тяжело выдохнул старик.

– Я ведь его ещё младенцем помню, – с тихой радостью он посмотрел на свои ладони, точно держал в них ребенка. – Я воспитывал его, учил, что хорошо, а что плохо. Я даже не знаю, в какой момент упустил его, – голос Элрика сорвался на сип. – В те роковые годы он почти не приходил ко мне, а я и не замечал, что он надломлен. Слепо верил в лучшее, ничем не помог, – сказал он и руки его задрожали. – Он не людей в тот день погубил, он себя, свою душу, погубил! – в исступлении причитал пастор, сцепив пальцы в замок. – Это я виноват! Я его погубил!

– На такое массовое убийство не могли же закрыть глаза?.. – пробурчала под нос побледневшая Лилит, не надеясь, что старик сейчас её услышит. Но он услышал.

– Вместо тюремного заключения и смертной казни произвели «обряд посвящения».

– В Орден… – одними губами прошептала Лилит.

– Да, он стал частью тайного Ордена теней. Даймонд обязался до конца своих дней нести верную службу Алнаиру. Его клеймили «Ищейкой», и теперь среди таких же преступников он несет свое бремя пожизненного раба Совета, убийцы.

Теперь Лилит все поняла: поняла, почему Дай так остро отреагировал, когда она сказала что хочет стать «тенью» Ордена, почему до последнего не рассказывал, кем является, почему так неохотно говорил о своем прошлом (вообще не говорил!), держал всё в себе, старался не впутывать Лилит. И… плакал во сне из-за кошмаров.

– Кто знает, – изнеможденно отозвался старик, – быть может, ему стоило лучше принять смертную казнь и облегчить свои грехи, чем стать «тенью» и очернить свою душу еще сильнее.

Элрик уткнул лицо в ладони и, казалось, заплакал.

Лилит стало жаль его. Он воспитывал Дая с рождения. Заменил ему отца. И упустил момент, в который робкий мальчик сломался, чтобы родился некто.

Лилит хотела утешить старика, но решила, что будет лучше просто оставить его одного.

Ⅶ

После обеда и полной экскурсии по монастырю, Лилит отправилась на ужин. Эмма уже поджидала её у края стола, ближе к окну.

На улице быстро вечерело, и тёплый огненный закат сменился холодной вечерней синевой. Зажглись на улицах фонари, и бледные звёзды померкли в их свете. В крупных городах всегда сложно разглядеть на небе звёзды. Зато красный, как кровь, месяц упрямо показался из-за зубчатого горизонта домов. Только это светило не мог затмить ни один фонарь.

Луна видна даже при свете дня.

– Пойдешь на фестиваль в честь Праздника цветов? – заговорщицким шёпотом спросила Эмма, оглядываясь по сторонам. Следила, чтобы монахини её случайно не услышали. – Будут запускать фейерверки! Ты их когда-нибудь видела?

Лилит отрицательно покачала головой.

– А я видела! – она гордо выпятила вперёд плоскую грудь. – Они такие красивые! словами не описать. Их только в прошлом году завезли, – она снова понизила голос. – Вот только запускать их будут ближе к полуночи.

– А отбой в одиннадцать, – лукаво пропела Лилит, хитро оскалившись. Она знала, к чему клонит эта неугомонная девчонка, и ей это нравилось. Лилит любила авантюры.

– У тебя такие клыки!.. – тихо поразилась Эмма. – Я уже давно заметила. Такие необычные, длинные…

Лилит помрачнела.

– Чтобы съесть тебя! – вдруг воскликнула одна из девочек сидевших рядом с Эммой и как начала её щекотать.

Эмма громко и заразительно смеялась, периодически отвечая на выпады девчонки с синей ленточкой.

– Опять ты что-то замыслила? – озорно сощурилась она. – Хочешь, чтобы тебя снова наказали? В прошлый раз ничему не научилась?

– Ну, Ники, – жалобно проныла Эмма, которая была старше её на несколько лет. – Ты же тоже пойдёшь. Неужели тебя устраивает пропускать всё самое интересное? Живём один раз, в конце концов! – воскликнула она, вскочив на ноги. – Так что ты пойдешь с нами!

Эмма схватила тоненькую ручку Ники. Светловолосая девочка с синей ленточкой на вид была очень маленькой, хрупкой и слабой.

– Давай, Лилит, – бойко заявила она, протягивая ей руку, – фестиваль скоро начнётся и нам нужно успеть зайти кое-куда перед танцами. Не пойдём же мы в таком простом виде!

– Только не говори, что потащишь нас к Мике.

– Какой он тебе Мика? – насупилась Эмма. – Он Микаэль!

Тот самый Микаэль, о котором говорили девочки, жил близко к центральной площади, где проходил фестиваль, и приходился сыном торговцу одной цветочной лавки. Они столкнулись с ним у входа в магазинчик. Он продавал направляющимся на фестиваль людям цветочные венки.

С первого взгляда Лилит поняла – у него «язык подвешен». Он так умело убеждал людей в надобности своего товара, что почти каждый второй прохожий приобретал у него венок. Особенно он