Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
Шрифт:
Интервал:
— Правдободобная гипотеза, — согласился Роман. — Но это ты к чему?
— К тому, что мир ловил Сарычева, но каждый раз он подсовывал вместо себя чучело Борисфена.
Роман задумался и дальше из окна не высовывался. Минут через пять остановились у развилки.
— Кажется, туда… — Роман указал направо.
Поехали направо, но там оказалась свалка, поросшая золотарником; Роман начал чихать, у меня самого зачесались глаза, мы вернулись и двинулись налево и неожиданно выскочили к Ингирю, к старой электростанции. От нее сохранилась дамба, и железный скелет машинного зала, и бетонные блоки, торчавшие из обмелевшей реки.
— Все, — сказал я. — Хватит. Ничего мы не найдем. Да и искать неохота. Зачем тебе грязелечебница, Рома?
— Зачем тебе Чагинск, Витя?
У дамбы хлестко ударила рыба.
— Голавль, — сказал я. — Килограмма три.
— Большой.
— Бестолковая рыба, — сказал я. — Красивая, но невкусная, как вата. Поедем к Аглае.
— А грязелечебница?
— Да ну ее… Что ты там найдешь, Рома?
Роман потер подбородок.
— Да и саму ее не отыскать, сгорело все.
Роман смотрел на реку.
Я тоже смотрел на реку и чувствовал тяжелое ментальное истощение; недостаток хлорофилла и избыток радона определенно сказывался. В словах Федора есть резон, думал я. Крестовый поход идиотов, он прав. Анабасис неудачников. Только идиот, неудачник и клоун могут на полном серьезе разыгрывать некое расследование. Слабоумный детектив. Я, конечно, идиот, в этом нет сомнений, Рома клоун, Аглая типичная неудачница — все, что нужно для счастья.
Идиотам свойственно всеми силами отстраняться от угнетающей реальности, бежать в Геленджик, капризничать, сочинять книги с многоствольными карманными фигами и мечтать сбежать на Кейп-Код. Нормальный человек живет нормальной жизнью, идиот срывается в Чагинск.
Клоун реальность не замечает, он от нее отодвинут с детства, он надевает апельсиновый сюртук и полосатые штанцы, вставляет в нос английскую булавку и движется параллельно потоку, при этом вне его, если не поэст, то композитор.
Неудачница с реальностью знакома настолько плотно, что осознанно ее отрицает, поворачивается спиной, заводит мейн-куна, сидит у окна, проклинает прохожих…
— Витя!
Роман щелкнул пальцами перед носом.
— Ты куда выпал?
— Приступ уездной рефлексии, — ответил я. — На краю ойкумены старик Козлодоевский почувствовал себя немножечко обреченным. Поедем к Аглае, Рома, там чай и, может быть, штрудель.
Роман штруделю не сопротивлялся, мы развернулись и отправились к Аглае.
— Слушай, а может, зря отказались от папки? — спросил Роман. — А если там что-то интересное?
— Вряд ли, — не согласился я. — Зинаида Захаровна жонглирует землей, подполковник Сватов отжал мукомольню, Сарычев скоро пустит под пилу реликтовый массив. Нецелевое использование земель сельскохозяйственного назначения, странные лесные пожары, ну и все в том же духе, ничего интересного.
Угар муниципий.
— Думаю, кстати, факт визита разгородчиков тоже может разозлить Зизи, — предположил Роман. — Она думает…
— Это если она сама их не подослала. Я не исключаю такой версии.
Роман задумался, крутил ручку, опускал стекло, туда-сюда, туда-сюда.
— Мне кажется, Витя, мы… как бы это сказать… входим в измененное состояние.
Стеклоподъемник начал скрипеть.
— Ты этого не чувствуешь? Мы подозреваем… всех подряд.
— Профдеформация, — заметил я. — Мы расследуем исчезновение, и это оказывает влияние на нас. Сам же говорил — квантовый фатализм. Кстати, могу поспорить, после визита разгородчиков Федя усилит наблюдение.
— Усилит? — поморщился Роман.
— Вот именно! С того момента, как ты ступил на перрон Чагинска, тебя ведут с квадрокоптера, ты же сам говорил.
— Теперь два, что ли, будет? Квадрокоптера?
Роман стал озираться, всматриваясь в небо над зеленью.
— Думаю, что квадрокоптер все-таки один, — сказал я. — Думаю, Федя по старой доброй традиции приставил к нам филера.
— Да пошел этот Федя на фиг…
Я приложил палец к губам и добавил:
— Грендель слышит тебя. Ромик, набивай сеном заместителя.
— Какого заместителя?
— Чучело. Надо было заказать у Сарычева.
— Что?
— Ротвейлер Оська, впрочем, подойдет.
Роман стал жевать жвачку, я тоже взял пластинку, освежил дыхание.
— Я, кстати, вчера вечером возле дома хмыря какого-то заметил, — сказал Роман. — Чего-то тут шарашился… Слушай, а ты машину не проверял?
— Как я ее проверю? Если подключили, то все равно не найти.
— То есть в машине лучше не говорить?
— Лучше вообще не говорить, Рома. А еще лучше говорить херню. Лучше всегда говорить херню.
— Ну да, удобно… Слушай, а Аглая тебе ничего не рассказывала?
Роман как бы иронически надул пузырь, но я понял, что он это серьезно.
— Ее мама рассказывала, — ответил я. — Муж Аглаи был необычайной скотиной, теперь ее сердце совершенно свободно. Ромик, у тебя имеются перспективы. Кстати, Надежда Денисовна тобой интересовалась.
— Зачем?!
— Не будь дураком, Рома.
— Я не понимаю…
— Рома, не будь дураком, — повторил я. — Надежда Денисовна ищет партию Аглае, и у тебя есть законные шансы. Во-первых, ты еще относительно молодой и здоровый, что в демографическом плане немаловажно. Во-вторых, ты писатель. А в среде волостной интеллигенции до сих пор не изжито преклонение перед художниками слова. В-третьих, ты нравишься Аглае, а не Надежде Денисовне.
— С чего ты взял?
— Она сама мне говорила, — тут же ответил я.
— Я ей нравляюсь?
— Очень. До сих пор не может забыть твои лихие пляски.
Роман обиделся и замолчал. А вот так. На Спортивной улице встретили женщину с велосипедом, но не Снаткину.
Припарковались возле библиотеки. Здесь тоже были велосипеды, пристегнутые к стойлам, а «Логан» Аглаи выглядывал из-за угла справа.
— Рома, ты…
Но Роман не стал меня слушать, вошел в библиотеку. Я за ним.
Три девочки и два мальчика сидели у стола и работали.
Мальчики точили надфилями распечатанные на трехмерном принтере здания: почту, вокзал, пожарную часть, домики и сараи. Одна девочка эти здания раскрашивала, а другая стригла из новогодней елки елки миниатюрные.
Аглая сидела за столом с лупой и кисточкой, увидела нас, сделала кисточкой приглашающий жест.
— Проходите. Мы тут заняты немного…
— Это здорово! — тут же сказал Роман.
Сооружение в углу читального зала, которое я принял за валун, было освобождено от марли.
Чагинск. Город на холме над синим Ингирем. Холм, как я понял, был склеен из папье-маше, покрыт цигейкой, крашен зеленкой.
— Это наш проект, — сказала Аглая.
Аглая рассматривала в лупу маленькую фигурку человека в железнодорожном мундире.
— Интересно, — сказал я. — К чему сия аллегория?
— Областной
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!