Служитель египетских богов - Челси Куинн Ярбро

— Дай мне противоядие, — потребовал Монтемхет.

— Нет, — возразил Санх Жерман. — Если я ошибусь…

— Если ты ошибешься, я умру быстрее, и только. Если же ты подаришь мне еще пару дней, я успею воздать предателям по заслугам. — Наместник стукнул ладонью по столу, но удар получился слабым и не придал должного веса его словам.

— Но в таком случае все решат, что я убил тебя, — сказал Санх Жерман. — Что тогда будет, как ты думаешь? Скольким жрецам Имхотепа придется ответить за эту ошибку?

— Я сумею защитить Дом Жизни, — ответил Монтемхет. — Пришли ко мне писца.

«Он умер той же ночью, несмотря на отвар, которым его поили. Яд проник слишком глубоко. Ближе к кончине правитель Фив повелел охране перенести его в храм Осириса, чтобы с помощью оракулов выяснить, кто дал ему яд. Это был великодушный жест, означавший, что никого из жрецов Дома Жизни нельзя обвинить в его смерти. В Египет между тем хлынули ассирийцы и развязали опустошительную войну. В конце концов их выдворили, но страна уже не была прежней, ибо для разгрома врага были наняты греческие войска. Псаметих I заявил, что поступил так, чтобы не подвергать египтян излишнему риску. На деле же он боялся своих подданных больше, чем чужаков. Он перенес столицу на север, и в какой-то степени его стратегия оправдала себя, так как Нехао II сумел отразить натиск Навуходоносора II и развернул в дельте Нила строительство боевых кораблей. Затем Нитокрис, божественная служительница Амона в Фивах — или, если хочешь, верховная его жрица, — согласилась сделать своей преемницей Анхнес Неферибре. Это был прагматический шаг, суливший фараону немалые выгоды. Обе наместницы также не остались в накладе и в совокупности правили Фивами долее века.

Когда Анхнес Неферибре было около сорока, над Домом Жизни разразилась гроза. Прошла молва, будто жрецы Имхотепа приторговывают колдовскими зельями. Поначалу эти слухи вызывали лишь легкое раздражение, затем они разрослись и стали опасными. В конце концов Анхнес Неферибре призвала меня к себе с повелением указать на виновных в столь черных деяниях».

Божественная служительница Амона с каменным, недвижным лицом и в огромном причудливом парике восседала на пышном подобии трона. Верховный жрец Имхотепа почтительно поприветствовал наместницу фараона, и та кивком головы показала, где ему встать.

— С чем ты пришел ко мне, Санх Жерман? — Анхнес Неферибре намеренно обратилась к вошедшему по имени, как бы напоминая ему о его личной ответственности за каждое произнесенное слово.

— Я говорил со многими, божественная, и пока не знаю, кто бы из наших жрецов мог сделать то, в чем их обвиняют.

— Это не ответ, Санх Жерман. — В руке наместницы посверкивал маленький цеп, она им поигрывала, чтобы унять раздражение. — Люди боятся прикасаться к еде и питью, ибо твои помощники наводнили весь город смертоносными зельями.

— Это не так, божественная.

— Нет, так, — возразила верховная жрица. — Все знают об этом. Твои жрецы преступили границы дозволенного, и все потому, что ты не способен держать их в узде. — Она злобно сверкнула глазами.

— Как чужеземец? — спросил Санх Жерман, понимая что его подстрекают на выпад. — Резонное заключение, особенно если верить всем клеветническим измышлениям.

Анхнес Неферибре встала, гордо вытянув шею, отчего парик ее дрогнул.

— Послушай меня, Санх Жерман, зло нужно искоренить.

— Обратись с этим не ко мне, божественная, а к фараону или к тому, кто стоит выше всех. — Тон врачевателя был уважительным, но что-то в его облике раздражало ее.

— Ты родился не здесь, и все же тебе было позволено подняться до сана верховного жреца Имхотепа Храм, куда стекаются все недужные, может прекрасно служить рассадником средств, подрывающих мощь чуждой кому-то страны. — Она прищелкнула миниатюрным цепом.

Санх Жерман поклонился.

— Это верно, я не рожден в этой стране, — с достоинством сказал он, — но моего народа давно нет на свете. Я — последний его представитель, и Черная Земля дала мне приют. Подумай, божественная, зачем бы я стал вредить сам себе, кусая пригревшую меня длань?

— Говоришь ты складно, — заметила Анхнес Неферибре, сверля его огромными, подведенными тушью глазами. — Меня предупреждали, что с тобой надо держаться настороже.

— Почему же, божественная? — с искренним изумлением спросил Санх Жерман. — Я не покидаю пределов храма и не делаю того, что не подобает жрецам Имхотепа. Тот, кто ищет у нас помощи, получает ее. — Он приложил ладонь к нагрудному знаку в виде затемненного солнечного диска.

— Да, ты непрост. — Наместница покинула тронное возвышение — маленькая худощавая женщина с обострившимся, но некогда хорошеньким личиком.

Сделав два шага она сказала:

— А еще поговаривают, что ты играешь на арфе.

Санх Жерман сморгнул.

— Да.

— Но это женское занятие, — сказала Анхнес Неферибре.

— Так было не всегда, — осторожно сказал Санх Жерман. Он мог бы добавить, что еще три века назад женщинам позволялось играть только на флейте, а все остальные музыкальные инструменты для них были запретны.

— Надо же! Чужеземец, который играет на арфе, — рассмеялась наместница. Ее примеру последовали все жрецы и придворные свиты, а их повелительница, сверкая глазами, рассматривала стоящего перед ней человека, словно пытаясь нащупать в нем слабину. — Откуда у тебя шрамы, верховный жрец?

— Старые раны, — уронил Санх Жерман.

— Я не терплю дерзостей, — отрезала Анхнес Неферибре.

— Я и не думал дерзить, — поспешил, спохватившись, заверить ее Санх Жерман. В душе его начинало расти беспокойство.

Анхнес Неферибре еще раз шагнула к нему, потом повернулась спиной.

— Ты не убедил меня в том, что твои жрецы невиновны. Тебе ведь в любом случае положено их защищать. Сомневаюсь также, что ты способен расследовать это дело. — Она вскинула руку, слегка пощелкивая цепом. — Я пока не стану тебя судить, но пошлю в твой храм своих наблюдателей. И ты не посмеешь мне возразить.

— Как пожелаешь, божественная. — Верховный жрец Имхотепа склонился в глубоком поклоне, чтобы скрыть прилив ярости, охватившей все его существо.

— Вот именно, — согласилась наместница. — Все будет как я пожелаю.

«Так в Доме Жизни появились люди из храма Амона. В последующие два года их сменяли четырежды, и каждый новый соглядатай божественной жрицы сеял вокруг себя больше раздора, чем предыдущий. Никакие мои ручательства во время редких аудиенций не могли убедить Анхнес Неферибре отменить свой приказ. Она пребывала в уверенности, что корень зла находится в нашем храме, и, чтобы всем это доказать, была, похоже, готова сама насадить его, что в конце концов и случилось. Атмосфера подозрительности в Доме Жизни сгущалась, нервируя наших жрецов, и некоторые из них решили воспользоваться возможностью половить рыбку в мутной воде, занявшись именно тем, в чем нас и обвиняли. Поначалу я еще мог своевластно справляться с нарушителями данного Имхотепу обета, но потом это стало практически невозможным, ибо зло ширилось, а преступники научились действовать скрытно. Не знаю, когда созрел заговор, но знаю, что он был неизбежен. Группа жрецов, недовольных тем, что творится в храмовой жизни, решила избавиться от меня в надежде, что новый верховный жрец найдет подход к наместнице фараона. Наверное, мне следует неустанно благодарить всех забытых богов за то, что эти люди вооружились одними ножами».