Покушение на Сталина. Дело Таврина-Шило - Игорь Ландер

В показаниях Таврина прозвучала еще одна известная НКГБ фамилия:

«Третью группу (агентов. — И.Л.) возглавляет РУДЧЕНКО. Эта группа также насчитывает свыше 100 чел. (позднее Таврин заявил, что указанная группа насчитывает от 150 до 180 человек. — И.Л.). РУДЧЕНКО до войны являлся преподавателем истории одного из ленинградских институтов. Во время войны он под Ленинградом перешел на сторону немцев и с тех пор активно работает в немецких разведывательных органах».

«Список № 1»

Фамилия в варианте «Рудченко» употреблялась реже, хотя тоже попадалась в документах. На самом деле это был Николай Николаевич Рутченко, личность нисколько не менее яркая и известная, чем Филистинский, и тоже активный член НТС. После окончания войны он занял заметное 58-е место в составленном и изданном МГБ СССР в 1949 году совершенно секретном «Списке опасных государственных преступников, подлежащих розыску и немедленному аресту» № 1 (в обиходе «Список № 1»).

Однако отнюдь не показания Таврина послужили основанием для такого пристального внимания органов госбезопасности к личности разыскиваемого, деятельность Рутченко была им и без того прекрасно известна. Он родился в 1916 году в Одессе (проверено автором по местным архивам, часто встречающиеся утверждения о его рождении в Кишиневе неверны), в 1935 году окончил рабфак, а в 1939 году исторический факультет Ленинградского университета, после чего работал, издал книгу об одном из маршалов Наполеона («Тюренн». М.: Воениздат, 1939) и в 1940 году поступил в аспирантуру ЛГУ по специализации «Рукописная книга (Исторические акты)». С началом войны лейтенант запаса Рутченко был призван в войска НКВД и в августе 1941 года в должности командира роты добровольно сдался в плен (сам он впоследствии заявлял о вынужденном характере пленения). Вскоре он появился в Красногвардейске (Гатчина) и первоначально выполнял обязанности переводчика в местном отделении СД. Некоторые утверждают, что Рутченко имел звание унтерштурмфюрера СС, но это вызывает серьезные сомнения. Скорее всего, ему было присвоено звание зондерфюрера одной из четырех существовавших категорий — военного чиновника, а отнюдь не офицера. Зато сам он в своих мемуарах рассказывает странную историю о том, что унтерштурмфюрер Эрих Бибель, командовавший ротой вермахта из советских военнопленных, якобы неофициально преподнес ему погоны обер-лейтенанта вермахта, на которые, однако, не предоставил соответствующих документов (свою службу в СД Рутченко вообще категорически отрицал). В эту версию верится слабо: и в офицера СС во главе подразделения армии, и в мифическое отсутствие документов на офицерское звание, и вообще во многое, изложенное Рутченко в его мемуарах.

В 1942 году он вступил в НТС и вскоре ввиду острого дефицита кадров оказался в составе руководящего совета организации. Эту часть своей биографии Рутченко всегда без колебаний оглашал, в отличие от туманно-расплывчатых воспоминаний о своих обязанностях в плену. Не исключено, однако, что задачами переводчика его работа на немцев далеко не исчерпывалась и даже не ограничилась прямой причастностью к разведывательно-диверсионной деятельности в рамках операции «Цеппелин». Существуют категорически оспариваемые самим Рутченко свидетельские показания о ряде совершенных им военных преступлений и активной работе на противника. Множество протоколов допросов арестованных германских агентов содержат информацию о том, что он возглавил сформированную в Гатчине при зондеркоманде СД ягдкоманду (карательный отряд) и лично расстрелял нескольких мирных граждан, не говоря уже об операциях по уничтожению партизан и остатков окруженных групп бойцов 2-й ударной армии и разрушению деревень. После непродолжительного преподавания в школе по подготовке кадров для оккупационной администрации Рутченко вновь вернулся к активной деятельности, в том числе к внедрению агентов в лагеря военнопленных для выявления скрывавшихся в общей массе коммунистов, политработников и евреев. Утверждалось, что он выезжал в Вильнюс для участия в уничтожении еврейского гетто, командовал взводом карательного отряда. Все это Рутченко якобы делал открыто, используя собственную фамилию. Бывший аспирант-историк, дослужившийся до должности заместителя начальника гатчинского отделения СД, заблаговременно покинул Красногвардейск и избежал попадания в советский плен.

Следует прямо заявить, что у автора существует немало сомнений в соответствии таких сведений действительности. Доступные материалы (в основном протоколы допросов арестованных агентов германской разведки) нередко касаются Рутченко и разделяются на две большие группы. Допрошенные в период войны агенты в основном показывали, что он действительно был настроен резко антисоветски и всячески пытался организовать движение, враждебное советской власти. Зато послевоенные материалы, начиная с 1946 года, дружно переключились на изложение военных преступлений Рутченко и его активной работе в органах СД. Любопытно, что, несмотря на все это, в изданном МГБ СССР в 1952 году «Сборнике справочных материалов об органах германской разведки, действовавших против СССР в период Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» он фигурирует в списке официального состава Особой команды «Цеппелина» при оперативной группе «А» СД под скромным обозначением переводчика и руководителя местного отделения НТСНП. Следовательно, на этой стадии, вопреки всем позднейшим заверениям, его не обвиняли ни в карательных акциях, ни в подготовке агентуры. Зато активная роль Рутченко в НТСНП не осталась не замеченной советскими органами госбезопасности.

Словом, во время допросов Таврина в 1944 году Рутченко был прекрасно известен и НКГБ, и «СМЕРШу». Зато они не знали, что уже с лета 1943 года он вместе с группой единомышленников бежал от немцев и потому уж точно ни во второй половине этого года, ни, тем более, в 1944 году не мог планироваться «Цеппелином» к заброске в советский тыл. 28 января 1944 года гестапо арестовало Рутченко в Варшаве в рамках репрессивных действий против НТСНП, попытавшегося дистанцироваться от немцев в преддверии их явного и неминуемого поражения. Впоследствии это помогло ему представить себя пострадавшим от нацистского режима и даже утверждать в интервью отдельным средствам массовой информации о создании им в псковских и новгородских лесах антинемецкого и антикоммунистического партизанского отряда, который якобы боролся за свободу России в качестве так называемой «третьей силы». Собственное повествование Рутченко в мемуарах об этом отряде вызывает у непредубежденного читателя два чувства: неверие в рассказанную им историю единственного боестолкновения отряда с колонной немецких грузовиков и ощущение некоей театральности и искусственности такой борьбы с оккупантами. Весьма характерно и то, что после ареста и якобы неизбежного смертного приговора (неизбежного для руководителя настоящего партизанского отряда) Рутченко после некоторого периода пребывания в тюрьме был отправлен в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Однако не в общую зону лагеря, а в блок «А», где содержался в отдельной комнате с хорошей обстановкой, весьма приличным питанием. Его не нагружали принудительными работами и позволяли свободно общаться с другими совершенно нерядовыми заключенными[192].