Добро пожаловать в Пхеньян! - Трэвис Джеппсен

У Алека всё хорошо с его девушкой – оказалось, что она получала все его СМС-ки, отвечала на них, но по какой-то причине они до него не доходили. Когда я заканчивал эту книгу, я получил от них приглашение на свадьбу. К сожалению, я не смогу присутствовать, так как церемония будет происходить – где бы вы думали? Конечно, где еще – в Пхеньяне!

Александр продолжает работать над своим возвращением в Северную Корею. Его последняя задумка – написать диссертацию по проблемам северокорейского законодательства в Университете имени Ким Ир Сена. Проблема в том, что для этого его корейский язык еще недостаточно хорош. Когда он узнал, что представитель университета должен быть в Пекине, где Александр учился последний год, он попросил Алека, с его отличным корейским, поговорить по телефону с этим корейцем за него, точнее, выдавая себя за Александра, в надежде, что он сможет быть принят на обучение. Я не знаю, чем всё это закончилось, но не буду удивлен, если Александр в один прекрасный момент станет сотрудником организации вроде Французского бюро сотрудничества в Пхеньяне, а может, и напишет свою книгу о собственных корейских похождениях.

* * *

Написание этой книги виртуально продлило мое пребывание в Пхеньяне. Каждый день я заново переживал все события, о которых писал, вспоминал людей, с которыми встречался, места, которые посещал во время всех своих поездок в эту страну за последние пять лет. По вечерам я иногда представляю себе, что я опять там, хожу по тем улицам, звуки скрипок и синтезаторов группы «Моранбон» слабо доносятся откуда-то издалека.

Память об одном месте и о том, что там происходило, заставляет меня особо желать оказаться там еще раз. Это было в 2012 году, во время моей первой поездки в страну. Мы находимся в Демилитаризованной зоне на границе с Югом, и скоро у нас должна быть экскурсия на тему той патовой ситуации, которая только закрепила разделение полуострова на две части на пятьдесят девять лет.

Наш экскурсовод – парень примерно моих лет, в военной форме. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Между нами что-то происходит. Его работа – стоять на самой линии разграничения и каждый день пялиться на врага. Но я – первый американец, с которым ему довелось говорить. Нас ведут из сувенирного магазинчика в небольшой лекционный зал. Этот военный, вооружившись деревянной указкой, кратко показывает на карте, что где расположено в ближайших окрестностях. Затем он выводит нас наружу, мы по одному проходим через входные ворота. На другой стороне нас ждет автобус. Мы залезаем в него, этот офицер вместе с нами. Мы едем по грунтовой дороге, окруженной зарослями сорняков, в которых – без сомнения – таятся мины, проезжаем рвы, бетонные блоки, частично перегораживающие дорогу, какие-то падающие барьеры. Всё это свидетельствует о том, что название – «Демилитаризованная зона» в корне неправильно. Мы подъезжаем к Залу переговоров о перемирии – скромной хижине, перед которой стоит небольшая стела. Рядом находится большое одноэтажное здание с голубем на крыше. Именно здесь было подписано Соглашение о перемирии 27 июля 1953 года. В центре комнаты – бережно сохраненные столы, стулья, флаги, которые были здесь в тот день. Окружая всю эту сцену, на стенах был организован музей из полуразорванных фотографий, изображающих Ким Ир Сена и – ожидаемо – эпизодов войны как улик, показывающих мучения народа, американскую агрессию и конечный триумф Корейской Народной армии.

Нас ведут к Объединенной зоне безопасности. Здесь я смотрю на Южную Корею в первый раз. На той стороне разделительной линии – ряд бело-голубых домиков. Там и проходили все переговоры о перемирии с момента остановки военных действий. Мы стоим на площадке здания сталинского стиля, осматривая открывающийся вид. Напротив – южнокорейский эквивалент нашего здания – высокотехнологичное мамонтообразное сооружение, которое сочетает в себе раздражающий постмодерн с традиционным корейским стилем. На стороне Южной Кореи абсолютно пусто, нет ни солдат, ни туристов в то время, а Северной – только наша небольшая группа и пара военных, стоящих в сантиметрах от разделительной линии, как будто их главная задача – поймать нас, если мы вдруг решим эту линию пересечь.

Мы заходим в центральную хижину. Это конференц-зал Военной комиссии по перемирию. Нас приглашают рассесться за большим круглым столом, стоящим в центре зала, на котором так же по кругу расположены микрофоны. Именно здесь каждый раз, когда Северу и Югу требуется провести официальные переговоры, всё и происходит. Еще два северокорейских военных находятся внутри, блокируя выход на южнокорейскую сторону. На стенах – флаги всех стран, которые участвовали в войне против КНДР.

После того как гид закончил повествование своим мрачным голосом и ответил на наши вопросы, мы фотографируем окружающую обстановку. Потом забираемся в автобус и отправляемся назад, в Пханмунчжом – деревню, которой вообще-то уже нет, но которая ассоциируется с подписанием Соглашения о перемирии. Сейчас Пханмунчжом – это просто название места, где разделенная страна пытается примириться со своим прошлым и продвинуться вперед к туманному и неясному будущему. Меланхоличное настроение мгновенно улетучивается, когда тот военный гид впрыгивает в заднюю часть автобуса и плюхается рядом со мной. Он хорошо выглядит, у него безупречный, не обожженный солнцем цвет лица, и он явно сыт. Без сомнения, он из состоятельной семьи с хорошими связями, так как всё это абсолютно необходимо, чтобы столь юный военный получил назначение на столь престижное место. Солдата из бедной семьи, из какой-нибудь тьмутаракани скорее отправят по первости куда-нибудь в стройбат, где его ждет изнурительная работа. Возможно, что он сюда попал также по причине своего высокого роста – с его ста восьмьюдесятью с хвостиком он просто должен возвышаться башней над остальными низкорослыми и чахлыми северокорейскими солдатами. Дохлая комплекция среднестатистического корейца тянется со времен «Трудного похода». Он обращается ко мне с энтузиазмом в голосе, одновременно жестикулируя своими грубыми и опухшими руками – результат ежедневных тренировок по тхэквондо, в процессе которых он кулаками разбивает деревянные плиты и кирпичи.

У него много вопросов – кто я такой, чем занимаюсь, – девушка-гид смеется, переводя мне эти вопросы. В основном он интересуется, что я думаю о его стране. Был ли я ранее в Южной Корее? Я отвечаю, что нет – действительно, к тому времени я еще туда не съездил. Я спрашиваю, откуда он родом. Он гордо отвечает, что из Пхеньяна. Он скучает по городу. Это место, которое он считает своим домом, которое знает лучше всего, в котором он уже не был на протяжении бессчетного числа месяцев, может, лет. Я могу ему ответить, что я тоже очень давно не был дома. Правда, по иным причинам.

Но сейчас нас объединяет эта общность, мы оба это знаем, без дальнейших обсуждений. Я – оттуда, откуда я есть, он – отсюда; и не в нашей власти это изменить. Мы оба из стран, которые решительно настроены делать то, что они считают нужным, следовать своим интересам с изобретательностью и агрессией. Может быть, в нас обоих есть некая частичка, которая подвигает нас посмотреть на наши миры и подумать, что в них реально, а что нет.

Он смотрит на меня, я смотрю на него. Он улыбается и пожимает плечами, говорит что-то по-корейски. Моя сопровождающая смеется.