Танец паука - Кэрол Нелсон Дуглас

– Только испанскими танцами? – спросила я. Несмотря на противоречивые оценки ее выступлений, меня все прочитанное так и не убедило, будто в арсенале Лолы Монтес было нечто особенное для публики.

– Танцами в последнюю очередь. Она была необычайно красивой. Я видел ее портреты в коллекции Людвига. Мне ее черты показались резковатыми, но все, кто с ней встречался лично, говорили, что ее глаза просто завораживали и ни один портрет не может передать очарование ее взгляда.

– О да, – сказал Холмс, на мой вкус, с излишней горячностью, словно бы думал о том же неотразимом взгляде, что и я.

– Да, – кивнул Годфри, отвечая Холмсу с ноткой самодовольства.

Возможно ли, чтобы два этих совершенно разных мужчины завидовали друг другу? Зависть – пустое чувство, решила я. Трудно было представить, чтобы они испытывали зависть друг к другу. Кроме того, у Холмса вместо крови течет карболовая кислота. Иногда я думала, что по венам Годфри текут чернила, но из случайных замечаний Ирен, которые иногда срывались с ее губ, я понимала, что ошибаюсь.

А Квентин? Что у него вместо крови? Может… нитроглицерин?

Разумеется, я во время разговора делала пометки в крошечном блокнотике в серебряной оправе, который цеплялся к шатлену на поясе, и исписала уже кучу листочков, несмотря на то что усердно сокращала все слова. Да, дипломатия – сложная штука.

– Итак, – подытожил Холмс, – красота Лолы и ее политические воззрения очаровали короля. Невероятная комбинация для роковой женщины.

– Это не так уж смешно, – серьезно сказал Годфри, чуть подавшись вперед. – Она знала, как подружиться с влиятельными людьми, не важно, были ли эти отношения романтическими, или нет. Она развлекала и самых известных бунтовщиков от искусства, и политических мыслителей. К тому моменту, когда Лола приехала в Баварию, она уже стала опасной женщиной, и тут ей попался восприимчивый король. Иезуиты справедливо боялись ее.

– Людвиг мертв, Лола тоже, – заметил Холмс, не вынимая изо рта знакомую мне трубку.

Годфри быстро суммировал факты.

– Их влияние ощущается в Баварии и по сей день, – сказал он. – Нельзя просто сбросить их со счетов как изжившие исторические аномалии. Людвиг поддерживал Лолу и ее политические принципы вплоть до революции, которую спровоцировали лишенные прав иезуиты, поскольку над ними нависла угроза. Ей пришлось бежать, она едва не погибла, а Людвиг отказался от трона в пользу сына Максимилиана Второго. Лола Монтес разворошила гнездо иезуитов, которые играли на политической арене видную роль, в итоге у нее появился вечный враг в лице могущественного международного религиозного ордена, но на самом деле Людвига потеснила с трона волна либеральных революций, прокатившаяся по Европе в тысяча восемьсот сорок восьмом году. Ультрамонтаны…

– Да, Годфри, – перебила я. – Что это вообще такое? Мы с Ирен много раз натыкались на это название.

– Не что, а кто, Нелл. Само слово происходит от французского сочетания «за горами», обозначающего, что власть католического Рима простирается за пределы Альп.

– Значит, Лола была против влияния Римской католической церкви…

– И в особенности против того, что иезуиты в Баварии ограничивали свободу прессы и свободу слова. Под влиянием Лолы король первым среди консервативных монархий сделал шаг к созданию либерального парламента, но это не смогло предвосхитить гражданские волнения. Лола стала поводом. Ее легко было оклеветать, поскольку эта женщина не знала стыда в личной жизни и яростно отстаивала свои политические воззрения. Теперь внук Людвига, Отто, заперт в доме для умалишенных, а на троне сидит регент. Отто действительно сумасшедший, и нельзя винить в утрате королевства пресловутую иностранку.

– Годфри! – Я строго посмотрела на него. – Да ты восхищаешься этой скандально известной женщиной.

– Да. Если бы у Людвига Первого была хоть половина той твердости, что в накрахмаленных нижних юбках Лолы Монтес, то он остался бы на троне и создал бы модель современной либеральной монархии.

В кои-то веки Холмс, казалось, поддерживал мою сторону.

– «Прошлое – пролог», – сказал он, попыхивая трубкой. – Какое отношение Лола имеет к Отто и Отто к Лоле?

– Да почти никакого, – сказал Годфри. – Отто – сын человека, который вошел в историю как Безумный король Людвиг: речь идет о Людвиге Втором, внуке того короля Людвига, который был близок с Лолой. Ходят слухи, что кормилица заразила Людвига в младенчестве сифилисом, отсюда его мания к строительству экстравагантных дворцов типа Нойшванштайна.

Я сдержала вздох, поскольку не хотела показывать, что слышала когда-либо ужасное слово «сифилис». Как бесцеремонно произнес его Годфри. Неужели он не знал о тайном страхе Ирен? Ведь если ее мать – Лола Монтес и если она умерла от сифилиса… Об этом страшно даже подумать, не то что произносить вслух, а потому я промолчала.

– Документально зафиксировано, – продолжил Годфри, – что Людвиг Второй совершенно равнодушно относился к собственной матери. Возможно, слухи о сифилисе сфабриковали, чтобы объяснить его мнимое безумие. Его мать, королева Мария, питала такое отвращение к слову «любовь», что потребовала, чтобы муж, Максимилиан, заменил его на слово «дружба» во всех стихах, опубликованных в государстве.

– Вот это уже настоящее безумие! – воскликнула я.

Годфри заговорщически улыбнулся:

– Ты права, Нелл. Любовь и дружба – две мощные силы в нашей жизни, но ни одно из этих чувств не может посягать на права другого.

– Но разве они не могут существовать в тандеме?

– Иногда могут, – ответил он с улыбкой. – Иногда нет.

– Людвиг Второй умер три года назад, – заметил Холмс из своего угла.

– Точно, – подхватил Годфри, – но незадолго до этого начал строить здание, которое в той части света до сих пор считается чудом. Людвиг был одиноким, замкнутым мальчиком, которого воспитывал отец с чудаковатыми идеями и мать, которая его не любила. Он восхищался композитором Рихардом Вагнером. Я обнаружил весьма занимательный факт: танцовщица и борец за свободу Баварии Лола Монтес умерла в январе тысяча восемьсот шестьдесят первого года, а юный Людвиг, кронпринц Баварии, в феврале того же года в возрасте пятнадцати лет впервые услышал оперу Вагнера «Лоэнгрин».

– Оперы Вагнера до добра не доводят, – процедил Холмс сквозь зубы, не выпуская изо рта трубку, – но продолжайте. В каждой легенде есть зерно истины.

– Истину в Баварии найти сложно, – поморщился Годфри. – Невероятные россказни о двух Людвигах – это марципановые финтифлюшки на торте, за ними скрываются серьезные политические маневры между испанской танцовщицей и сказочными замками. Бавария играла видную роль среди других германских государств в сопротивлении объединению. Эта роль была ослаблена междоусобицей во времена Людвига Первого. Одержимость Людвига Второго операми Вагнера и строительством грандиозных замков, разорительными для королевства, положила конец могуществу Баварии, несмотря на то что его мать переметнулась из протестантской в католическую веру в попытке хоть как-то объединить страну. После франко-прусской войны в начале семидесятых Людвиг Второй просил прусского короля Вильгельма Первого принять титул немецкого императора. В итоге самая либеральная из земель привела все остальные под консервативный контроль Пруссии. Это удивительно, учитывая, что Людвиг Второй был эксцентричным затворником, который развлекался тем, что катался в лодке в форме морской ракушки по гроту, освещенному электрическими огнями. Его объявили безумцем и заключили под стражу, а спустя три года он внезапно утонул в озере рядом с замком, ставшим ему темницей, вместе со своим приближенным. Разумеется, смерти вызвали много кривотолков. Брат его, принц Отто, безумен настолько, что регентом стал дядя. Можете себе представить, в каком состоянии страна теперь.