Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

Значительная часть войск, уже в полном хаосе, отходила за реку, под прикрытие крепости Ковно: «Все пребывающие в Ковно поезда были битком набиты ранеными, больными, а также совершенно здоровыми солдатами всевозможных частей, облепившими ступеньки, буфера, крыши вагонов. По шоссе, проселочными дорогами и прямо целиной шла бесконечна серая толпа, потерявшая всякий воинский облик. Повозки всех видов: уставные и взятые по воинской повинности телеги и фурманки, зарядные ящики, лазаретные линейки, гурты интендантского скота… все это с криком и руганью, цепляясь и обгоняя друг друга неудержимой лавиной стремилось в спасительную Ковно»120. Это был закономерный результат того, что старшие начальники и их штабы фактически не руководили войсками при отступлении121. «По сторонам большой дороги, – вспоминал генерал Герман фон Франсуа, – поля были усеяны продовольственными запасами, снаряжением, санитарными повозками, парковыми ящиками, оружием и всякого рода обозными вещами. Придорожные картины рисовали нам неистовое бегство войсковых толп в паническом ужасе с криками «Спасайся, кто может!»122.

1 (14) сентября 1914 г. немцы закончили сражение на Мазурских озерах. Они насчитали до 35 тыс. пленных и 180 орудий, захваченных у П. К. Ренненкампфа123. Торжествующий Г фон Франсуа назвал П. К. Ренненкампфа «вождем умеренных дарований»124. Весьма близкую оценку дал ему и Ф. Ф. Палицын: «Я думаю, что он мужествен, но негодный командующий армией. Негодный по умственным и другим качествам. Для меня он экзамена на командующего армией не выдержал. Он хорош, где его физический глаз видит и где благодаря его способностям схватить условия местности он может распорядиться сам. Он хорошо поведет корпус пехоты, а еще лучше кавалерийский, но не более, и при том в условии, что ему дана будет известная задача. В связи с другими он будет хуже, а как командующий армией, он, по-моему, совершенно не годен. Желал бы ошибаться в этом определении»125. Увы, Ф. Ф. Палицын был весьма точен.

П. фон Гинденбургу удалось разбить и вытеснить из пределов Восточной Пруссии 1-ю русскую армию. Общие потери при отступлении, по данным Ставки от 9 (22) сентября 1914 г., составляли до 100 тыс. человек и 150 орудий126. В официальных сводках штаб великого князя пытался дать радужную картину запланированного и организованного отступления: «К 1 сентября, после боев, дорого стоивших неприятелю, наши доблестные войска в полном составе выведены из трудного положения и заняли исходные позиции для дальнейших операций»127. На самом деле только отсутствие у немцев кавалерии спасло отступающие войска от гораздо больших неприятностей, хотя масштаб потерь постоянно рос по мере их уточнения. 13 (26) сентября директор дипломатической канцелярии при Верховном главнокомандующем князь Н. А. Кудашев докладывал из Ставки в МИД: «По приблизительному подсчету, Ренненкампф потерял 135 000 человек из общего числа 210 000. Потеряно громадное количество припасов. Хорошо, что сама армия осталась. Дух ее непоколебим, несмотря на поражение и потери»128.

Уже 31 августа (13 сентября) Я. Г Жилинский в телеграмме Верховному главнокомандующему обвинил П. К. Ренненкампфа в потере самообладания и контроля над правофланговыми корпусами его армии. Главнокомандующий фронтом также известил Ставку о том, что уже помог 1-й армии действиями 10-й, и сообщил о своих планах замены П. К. Ренненкампфа на генерала Н. А. Епанчина129. Николай Николаевич немедленно доложил об этом императору, добавив от себя: «Редакция и стиль телеграммы произвели на меня удручающее впечатление. Для меня совершенно неясны причины таких выводов, и я скорее склонен думать, что генерал Жилинский потерял голову и вообще не способен руководить операциями. Я бы его давно сменил, но нет свободного заместителя. Предвижу самые тяжелые последствия, а главное – не получаю достаточной ориентировки, что происходит главное от того, что он неспособен ориентироваться и что-либо взять в руки»130.

Только 1 (14) сентября в штабе фронта стало ясно, что худшего удалось избежать – 1-я армия была спасена131. В тот же день великий князь известил Николая II о том, что полностью возлагает ответственность за случившееся на себя, и принял решение о замене Я. Г Жилинского Н. В. Рузским и оставлении П. К. Ренненкампфа на своем посту132. «У Ренненкампфа один огромный плюс – ему верят войска и, очевидно, у него есть «счастье», – писал 3 (16) сентября В. А. Сухомлинову Н. Н. Янушкевич. – Потому что выйти из его ловушки целым, это было чудо»133. Я. Г Жилинскому не так повезло, и 3 (16) сентября он был отстранен от командования фронтом, который на следующий день возглавил Н. В. Рузский, причем первоначально отказавшись от активных действий134.

Войска продолжали выполнять директиву Я. Г Жилинского от 1 (14) сентября, предписывавшую 1-й армии отступать за средний Неман, 2-й – за Нарев, 10-й – за Бобр. Отступление было проведено 1–9 (14–22) сентября135. При этом финляндским стрелкам пришлось вести сдерживающие бои, в которых в очередной раз в полную силу были продемонстрированы огневая мощь и моральный эффект германской тяжелой артиллерии. Русские войска держали оборону днем и отступали по ночам, отходя за реки и отрываясь от контакта с неприятелем136. После бесцельных и непонятных как командирам, так и солдатам передвижений войска 10-й армии получили возможность небольшой передышки, за это время рядовые смогли немного отдохнуть, а штабы – восстановить управление137. Впрочем, окончательно решить последнюю проблему так и не удалось.

«Мы, русские, – отмечал капитан Б. Н. Сергеевский, – в большинстве вообще страдаем недостатком организационных способностей. Наши старшие начальники в большинстве были недостаточно подготовлены, а многие и вовсе неподготовлены к управлению войсками. При этих условиях неопределенность организации и работы органов управления, т. е. штабов, являлась особенно нежелательной. Складывалась грустная картина: прекрасные войска, плохие начальники и вовсе неорганизованное управление»138. Мораль частей, разбитых в Восточной Пруссии, была невысока, полностью полагаться на их боеспособность до окончательного восстановления 2-й армии за счет пополнений новый главнокомандующий фронтом, очевидно, не хотел139.

Между тем возникла опасность ускоренного штурма недостроенной и не полностью вооруженной крепости Гродно. Крепость, которая должна была обеспечить связь 1-й и 2-й армий, оказалась не подготовленной к обороне. Опыт, полученный немцами в Бельгии и Франции, говорил о серьезности этой угрозы. В опасном положении считался и Осовец, прикрывавший важнейшее направление на Белосток140. Война застала и его в процессе перевооружения, а полностью завершить строительство укреплений планировалось к 1920 г. «Осовец, – вспоминал один из офицеров его гарнизона, – не был крепостью в полном значении этого слова. Скорее, это была укрепленная позиция без ядра, с совершенно необеспеченным тылом. Крепость состояла из 3 фортов на левом и одного форта на правом берегу р. Бобр (4-й форт существовал только на бумаге)»141. В случае потери Осовца и Гродно железнодорожная магистраль Петроград – Варшава была бы прервана, что поставило бы русские силы в Польше в исключительно тяжелое положение142.

С приходом свежих сил планировалось достичь тройного превосходства в силах над противником. Попытка немцев осуществить глубокое вторжение в направлении на Гродно и Ковно была довольно быстро парирована143. 6 (19) сентября перед 10-й армией была поставлена задача активизировать свои действия с целью снятия угроз на среднем течении Немана, на Нареве и Бобре144. Угрозы эти вскоре стали проявляться в полную силу. В весьма тяжелом положении оказался Осовец. 8 (21) сентября он подвергся сильнейшему обстрелу противника: «Крепость вся засыпалась снарядами. Не было места, где не рвались бы снаряды или не падали осколки. Везде, пронзительно свистя, с сухим треском рвались снаряды (от полевых легких по 8-дм включительно), разрушая дома, ломая и вырывая с корнем деревья, портя шоссе, ломая шпалы и коверкая и перебивая рельсы на железной дороге и производя пожары. Целыми пролетами выносилась проволока наземных линий и постоянно перебивался полевой кабель на телефоне. Около батарей погребов и вышек (на деревьях) снаряды ложились так густо, что воронки не только сливались, но перекрывали одна другую. Ребра 8-дм германских бомб носились как какие-то серпы, сбивая не только ветви с деревьев, но и деревья и телеграфные столбы»145. Гарнизон с честью выдержал это испытание, а немцев лишили возможности повторить атаку.