Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн

Леонардо стоял на корме вместе с Бенедетто, капитаном, шкипером и несколькими офицерами, среди которых был и начальник мамлюков Деватдара. На нем был зеленый тюрбан, за поясом — большой ятаган. Как и Леонардо, он был возбужден и нервен, как лев. Он смотрел на своих солдат, собравшихся в середине корабля, — воинство в белом; солнце играло на их доспехах и аркебузах. Кое у кого были копья и алебарды, у других — арбалеты, шипастые булавы и двойные секиры; прочие обнажили ножи и ятаганы.

— Маэстро Леонардо, прекратите суетиться, — сказал капитан корабля.

Маленький и коренастый, он, несмотря на свой рост, излучал непререкаемую властность. В молодости он, вероятно, был красив, но сейчас полные губы и сонный взгляд придавали ему обрюзгший, почти опустившийся вид.

— Многое еще не доделано, — сказал Леонардо.

Капитан каравеллы усмехнулся.

— Сделано все, юноша. Теперь время вышло для всего, кроме крови и победы.

— Он говорит о крови и победе лишь потому, что мы не можем удрать от турок, — шепнул Бенедетто.

— Тише, — оборвал его Леонардо: капитан явно прислушивался к ним.

Капитан повернулся к офицеру-артиллеристу:

— Агостин, ты тоже волнуешься?

Офицер — он был младше Леонардо — вспыхнул.

— Мы готовы к бою, капитан. Маэстро Леонардо был очень полезен. Он проверил все бомбарды и обнаружил, что…

— Очень хорошо. — Капитан опять повернулся в сторону Леонардо, но смотрел не на него, а на вражескую армаду. — Я понял так, что вы сочли качество нашего греческого огня неудовлетворительным и смастерили свой. Не выношу запаха камфары.

— Извините, мессер. Я приготовил и кое-какие другие составы.

— Но ядовитыми дымами вы без моего приказа не воспользуетесь. Слишком много хороших людей гибло на моих глазах от ими же сотворенного яда лишь потому, что ветер подул в их сторону.

Леонардо кивнул.

Капитан каравеллы оглядел офицеров, потом взглянул вниз — на моряков, пушкарей и солдат на палубе. Он кивнул боцману, тот засвистел, и капитан произнес речь перед своими людьми; когда он закончил, глава воинства Деватдара обратился по-арабски к мамлюкам. Они отвечали криками, потрясая оружием.

Когда капитан корабля отпустил офицеров, Агостин, офицер канониров, схватил Леонардо за руку:

— Вы пойдете вниз, командовать гребцами. И подадите мне сигнал, когда стрелять из бомбард.

Действия гребцов и канониров надо было координировать, чтобы залпы бомбард, стоящих над гребной палубой, не повредили длинных весел.

— Это могу сделать и я, — предложил Бенедетто.

— Я должен находиться на палубе, — сказал Леонардо.

— А я не могу себе позволить лишиться знатока орудий, — отрезал капитан. — Так что оставьте ваши желания при себе, маэстро Леонардо.

Солнце медленно подвигалось к полудню, и Деватдар дал знать остальным судам, что он решил, с помощью сигналов флагами и парусами. Код был его собственный, турки для того же сворачивали и разворачивали разные вымпелы.

Положение безвыходное.

Но ветер… если бы только он наполнил их паруса. Тогда они могли бы и спастись, потому что турецким галерам не угнаться за удирающими парусниками. Однако средиземноморские ветра капризны, и в эти долгие часы море было подобно озеру, над которым веял лишь легкий бриз. Настроение у всех было боевое, все волновались и нервничали, пока турецкая каракка не сделала первого шага. На веслах подойдя на расстояние выстрела, она выпалила по кораблю Деватдара, который ударил из своих стволов в ответ, как и другие корабли калифа. Офицер-канонир прокричал капитанский приказ Агостину, тот передал его дальше. То была своего рода песнь: приказы громко и протяжно выпевались, и сопровождали их залпы бомбард.

В воздух взвились облака дыма, едкие клубы пороха и гарь перегретого металла. Океан бурлил и шипел, когда рукотворные каменные шары падали в воду, промахиваясь мимо мишеней. Корабли Деватдара перестраивались в боевое положение — флагман в центре.

— Паруса убрать, обрасопить реи! — приказал капитан корабля.

Делать Леонардо было почти что нечего. Матросы, обслуживающие бомбарды на квартердеке и форкастеле, знали свое дело; ему оставалось только присматривать за всем. Один подносил к казеннику зажженный фитиль, другой целился и молился, чтобы взрывом не разнесло камеру и бочонок с порохом.

Все было наготове: корзины с шипастыми, воняющими скипидаром шарами — греческий огонь Леонардо; те же шары, прикрепленные к копьям и готовые вылететь из коротких трубок; глиняные горшки со смолой, что поджигались и забрасывались на вражескую палубу; и под рукой у каждого солдата и матроса были кувшины с маслом и жидким мылом, чтобы сделать скользкой палубу вражеского корабля. А еще Леонардо позаботился о том, чтобы было побольше сосудов с водой — заливать огонь.

Офицер-канонир, стоявший рядом с Леонардо, надсадно выкрикивал приказы. Опустились весла, рявкнули восемь пушек; от вражеского флагмана эхом долетел ответный залп. Вначале казалось, что это всего лишь шумная игра, но долю секунды спустя все переменилось. Две турецкие галеры вовсю гребли к каравеллам, шедшим на флангах корабля Деватдара; они мчались в лоб, взрезая веслами воду. Это были изящные большие суда, с каждого борта — по тридцать скамей с гребцами. Эти быстрые суда предназначались лишь для того, чтобы доставить абордажные команды к месту схватки, а потому несли на себе всего пару пушек.

— Цельтесь в весла! — завопил на палубе «Надежного» кто-то из канониров.

Но попасть в галеры было затруднительно. Пушки рявкали, аркебузиры палили, вода вскипала вокруг галер; и чем ближе они подходили, тем лучше видел Леонардо солдат в разноцветных кафтанах и тюрбанах, слышал их воинственные вопли и мерный бой барабанов. Люди, которых отделяла от него только полоска воды, обезумели от жажды крови и боя, и море подхватывало и усиливало их крики.

— Чуешь вонь? — спросил Бенедетто у Леонардо. — Сейчас учуешь — это воняют гребцы, бедолаги, возможно, среди них есть и итальянцы. Они прикованы к веслам и испражняются там, где сидят. — Бенедетто говорил отрывисто, будто задыхаясь. — Давай ближе к укрытию, Леонардо, пора.

Тут он улыбнулся. Леонардо гадал, о чем думает его друг, потому что Бенедетто казался одновременно испуганным и ликующим.

Они оставались в середине корабля, под защитой фальшборта, и Леонардо действительно учуял вонь, исходившую от рабов, — запах пота и экскрементов; а еще ему почудился и запах крови.

Агостин отдал приказ стрелять; и Леонардо велел своим людям опустить весла.

Мгновением позже «Надежный» дал залп.

Одно из каменных ядер раздробило корпус галеры, другое ударило в борт, и турецкие весла взлетели в воздух, как будто к ним привязали ракеты. Раздались вопли, фонтанами била кровь и летели обломки костей. Куски разорванных тел падали в море, которое глотало их так жадно, словно его бирюзовая гладь стала воплощением вечно алчущего бога. Горький, как желчь, комок поднялся в горле у Леонардо. Дурное предчувствие охватило его, словно увиденное явилось лишь отражением грядущего; он повернулся к кораблю Деватдара — и увидел, что залп турецких пушек ударил в него, запалив левый борт. Флагман ответил залпом, который снес грот-мачту турка, и она рухнула, сокрушая нос вражеского судна. Две галеры противника тоже выпалили по «Аполлонии», но главным их делом было взять трехмачтовое судно на абордаж, когда — и если — тому придет время.