Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн

Леонардо сходил с ума от тревоги за Никколо и Айше. Он представлял себе Айше в ее каюте, которая находилась как раз там, куда попало ядро. А Никколо, должно быть, на палубе и готовится к бою, он ведь считает себя мужчиной, а не мальчиком.

С неба дождем посыпались стрелы.

— Спускайся вниз, Леонардо! — крикнул Бенедетто.

Рявкнули бомбарды, поразив вражескую галеру; и она ответила залпом своих пушек. Вокруг вопили и кричали солдаты и матросы. Многие были ранены; кое-кто стрелял из арбалетов, но они не могли соперничать с длинными луками турок, стрелявших с большего расстояния. Галера подошла ближе, хотя бомбарды «Надежного» палили по ней и вот-вот должны были потопить.

Пролаяли аркебузы, но бомбарды с «Надежного» на сей раз смолчали: меткие выстрелы турецких лучников начисто выбили канониров.

На палубу каравеллы полетели огненные шары. Языки пламени лизали обшивку; дым был так густ, что день казался ночью. Но всего невыносимее был ливень стрел — он не прекращался ни на мгновение. Слышны были лишь стоны раненых и умирающих да посвист стрел, выпускаемых из луков и арбалетов.

Кругом Леонардо падали воины; один свалился прямо на него — грудь пробита стрелой под самым соском, вместе с хрипами и свистом изо рта течет и пузырится на губах кровь. Лучник был совсем мальчишкой. Теперь все двигались быстро — но Леонардо казалось, что нестерпимо медленно, словно он провалился в сон наяву. И он забыл обо всем, кроме пульса времени, что был подобен барабанному бою; но руки и ноги да Винчи сами знали, что им делать. Он потушил огонь на палубе и, схватив укрепленную на шесте гранату, метнул ее в грудь турка, что забросил абордажный крюк на борт «Надежного». Человек вскрикнул и окутался пламенем. А Леонардо вместе с остальными уже швырял во врагов и на палубу галеры кувшины с греческим огнем. Словно со стороны, из какого-то тихого потаенного места Леонардо слышал самого себя — он кричал и швырял хрупкие сосуды со смолой, что мгновенно вспыхивали на палубе галеры.

Вокруг падали люди, но Леонардо был быстр, и Бог стоял за его плечами — ни стрела, ни огонь не касались его.

Теперь палуба каравеллы кипела, как море — но море людское. Турки лезли со всех сторон, и непрерывно слышалось щелканье падающих стрел, им не было конца, и каждая пядь обшивки была уже утыкана ими. Леонардо заметил главу мамлюков: тот был со своими людьми, дрался в самой гуще боя, разрубая тела с ревом дикого зверя. Капитан корабля невредимым стоял на корме в окружении стражей, что отбивали вражеские стрелы большими, заходящими друг за друга щитами.

И Леонардо слышал, как капитан что-то кричит, но голос был отдаленным и чужеродным в этом сне о крови и рубке, ибо в руках у Леонардо были меч и кинжал, и он рубил, рубил, не останавливаясь, отхватил руку сероглазому турку — еще одному мальчишке, неуспевшему даже отрастить бороды… да теперь он ее уже и не отрастит. Леонардо вертелся волчком, озирался, будто находясь в глазе бури, зачарованный, неуязвимый. Он зарубил еще одного турка и еще одного… И сейчас, в грохоте криков, лязге оружия, реве огня, в воплях, хрипах, взвизгах боя, в смешении атак и обороны, оскальзываясь в крови, Леонардо вспомнил…

Вспомнил, что он сделал с убийцами Джиневры. Увидел себя, словно пройдя сквозь время, потому что в угаре боя само время потеряло свой смысл, оно кромсалось каждым ударом меча. Он снова видел себя в спальне Джиневры, снова вскрывал ее убийц, словно они были свиньями, а он изучал их мускульное строение, рисунок их артерий, слои плоти. И вырывал их глаза, размазывал их в грязь.

Леонардо ощутил отвращение к себе, его тошнило от себя самого, и хотелось вновь захлопнуть двери собора памяти. Он снова был здесь — залитый кровью, пахнущий ею, потому что она покрывала его толстым слоем, точно густая мазь.

Он очнулся от своей жуткой грезы, когда в грудь Бенедетто вошла стрела.

— Нет! — крикнул он и подбежал к другу, лицо которого заливала кровь от пореза на щеке.

Полуоторванный лоскуток кожи зашевелился, когда Бенедетто заговорил.

— Выдерни стрелу, Леонардо, — попросил он, белея. — Пожалуйста…

— Легкое не задето, — сказал Леонардо, чтобы успокоить друга, и занялся стрелой, стараясь вытащить ее с наименьшим уроном.

Бенедетто хотел было застонать, но лишь клокочуще вздохнул — и лишился чувств, лицо его помертвело. Тогда Леонардо очистил и перевязал рану: работать с кровью, плотью и костями ему было привычно. На миг стало тихо, и тогда он услышал щелканье — несколько стрел ударились о палубу позади него, по-прежнему даже не задев его. Турки стреляли из луков со своего судна, с верхушки фок-мачты, на которой укрепили обложенную тюфяками корзину-платформу. Леонардо отнес Бенедетто в укрытие; и тут ему в голову пришла одна мысль.

Да Винчи прошел на корму поговорить с капитаном, но по дороге поскользнулся на залитой кровью палубе и упал на острый кусок металла, который проткнул ему ногу. Боли он не почувствовал, но все равно оторвал лоскут и перетянул ногу повыше раны, чтобы остановить кровь.

Капитан каравеллы выслушал его план — и в отчаянии согласился. Командир мамлюков присоединился к их мнению, и они вывели из боя несколько солдат и матросов, чтобы сформировать хоть какое-то подобие отряда. Капитан корабля проорал своим людям приказ: по его команде идти на штирборт. Леонардо подивился, как могут люди что-нибудь расслышать за шумом битвы; но пока он мастерил из полотна и веревки что-то вроде гамака, матросы передавали друг другу капитанский приказ.

Каравелла была в огне, и всюду клубился черный дым. Рукопашная схватка была яростной, но турок оттесняли.

Действовать надо было немедля.

— Это может перевернуть корабль, — предупредил капитана Леонардо, но тот лишь кивнул и отдал приказ начинать.

Под защитой больших щитов двое солдат полезли по выбленкам на верхушку бизань-мачты. Один нес арбалет и гамак, сделанный Леонардо, другой — трубку с греческим огнем.

— Будем надеяться, что турки не заметят их раньше срока, — сказал Леонардо.

Он стоял на коленях рядом с большим, обмотанным веревкой брашпилем. Пятеро матросов держали веревки и были наготове. Солдаты-мамлюки, взобравшись на мачту, пристроили гамак к ноку, обращенному в сторону турецкой галеры.

Турецкие стрелки увидели их и открыли огонь.

— Давай! — крикнул Леонардо.

Матросы натянули веревки, оттягивая вниз один конец нока. Другой, обращенный к галере, пополз вверх, поднимая солдат в гамаке над стреляющими с платформы турками. Но тут корабль Леонардо качнулся, и нок начал крениться в сторону турецкой галеры.

— На штирборт! — рявкнул капитан, и матросы и солдаты помчались на правый борт, выпрямляя корабль и снова поднимая гамак с солдатами над мачтами галеры.

Теперь турецкие стрелки стали уязвимы, потому что оказались ниже мамлюков. Но все же один солдат получил стрелу в глаз и, ломая спину, рухнул на палубу галеры.