Забытый легион - Бен Кейн

— Это всего лишь застрельщики, — отозвался Тарквиний. — Им нужно лишь встряхнуть нас перед тем, как появятся катафрактарии.

Его слова прозвучали зловеще.

— Луки у них трехслойные — из дерева, рога и жил. Бьют вдвое мощнее простых.

Бренн прищурился. Если он из галльского лука мог пробить стрелой кольчугу, то на что же способны луки парфян? От этой мысли у него по спине пробежал холодок.

Тарквиний хотел еще что-то добавить, но тут приблизился Бассий со своей излюбленной виноградной тросточкой наготове.

Парфяне некоторое время стояли неподвижно, и Публий принял вызов. Он приказал атаковать. Но едва его воины отъехали на сотню шагов, как враги повернулись и поскакали прочь; более тяжелые римские лошади сразу стали отставать. Когда же галлы осадили коней, чтобы сберечь их силы, лучники принялись выразительно дразнить их.

Публий, внимательно следивший за происходившим, приказал своим людям сохранять спокойствие.

И вдруг в воздух взвилась туча стрел. Они посыпались вниз смертоносным дождем, и сразу же многие галльские наездники попадали на песок. Галлы разъярились, и три отряда лавиной устремились на парфян.

— Где же вся дисциплина? Или балбесы думают, что смогут их потоптать? — воскликнул Тарквиний. — Это же не пехота!

Ромул, словно зачарованный, смотрел, как конники, вздымая тучу пыли, мчались на лучников. Привыкшие легко сметать на пути любые преграды, галлы громко кричали и улюлюкали. Нетрудно было представить, насколько страшной такая атака оказалась бы для пеших воинов. Республика не имела собственных конных войск, и потому кавалеристов ей поставляли покоренные племена, в частности галлы и иберы. Вооруженная длинными и короткими копьями, а также большими тяжелыми мечами кавалерия представляла собой ударное острие, разрывающее вражеский строй.

Как вскоре выяснилось, именно на такой неорганизованный выпад противника и рассчитывали парфяне. Они подпустили галлов поближе и затрусили прочь. На ходу каждый конник изящно оборачивался в седле и стрелял в своих преследователей. В воздухе вновь засвистели стрелы, и Ромул аж ахнул от изумления, увидев, насколько метко стреляют враги. Через считанные мгновения из девяноста всадников, устремившихся в атаку, в седлах осталось не более тридцати. Остальные валялись на песке, окрашивая его своей кровью в алый цвет. Лошади, потерявшие седоков, испуганно носились по полю, многие из них были ранены, отчего дергались и отчаянно ржали. Уцелевшие кавалеристы осадили коней и поскакали обратно, потеряв во время поворота еще несколько человек. Публий дал сигнал к отступлению к главной колонне, оставив парфян победителями в этой стычке.

Враги не потеряли ни одного человека.

— Эти мерзавцы даже не смотрят, куда скачут. — В голосе Бренна отчетливо угадывалось уважение.

— Я же говорил, что у них нет пехоты.

— Тебе уже приходилось их видеть? — спросил Ромул.

— В Армении о них много говорили. Они знамениты как раз тем, что умеют поворачиваться в седлах и метко стрелять. Это так и называется: парфянский выстрел.

— У этих галлов даже шанса никакого не было.

— Такие наскоки лучников ослабляют врагов. Когда они придут в расстройство, в дело вступит тяжелая кавалерия. — Тарквиний поморщился. — А потом все повторяется сначала.

— Дисциплина! — воскликнул Бренн. — Если воины не струсят, римская стена щитов остановит кого угодно. — Он с силой стукнул кулаком по своему щиту и тут же усомнился в своих словах.

Тарквиний промолчал. И это было тревожно.

Ромул никак не мог избавиться от мыслей о погибших галлах, которых сгубил недостаток самообладания. Их трупы служили мрачным напоминанием о том, что бывает с теми, кто не повинуется приказам. Ромул надеялся также, что этот случай научит Красса беречь кавалерию. Мимолетное замечание этруска о том, что у римлян мало кавалерии, начало обретать смысл, и Ромул вновь забеспокоился.

Высоко в лазурном небе кружили стервятники.

Тарквиний долго и внимательно следил за ними.

Совершенно озадаченный, Ромул тоже всмотрелся в крылатые силуэты. Двенадцать грифов. Столько же можно увидеть и в любой другой день. Но когда этруск наконец опустил взгляд к земле, они с Бренном заметили, что он очень встревожен.

— Неужели ты все же ошибся, Олиний? — тихо проговорил Тарквиний. — Двенадцать.

— Что ты видел? — спросил Ромул.

— Сам толком не пойму… — сумрачно отозвался Тарквиний.

Нетрудно было догадаться, что он что-то скрывает.

Ромул заговорил было вновь, но Бренн, пытавшийся выкинуть из головы пророчество Ультана, приложил к его губам толстый палец.

— Он сам скажет, что к чему, когда будет готов. Не раньше. — Теперь, оказавшись за тысячи миль от Трансальпийской Галлии, богатырь вдруг понял, что ему совершенно не хочется знать, неизбежна ли его встреча со смертью в этих местах.

Ромул пожал плечами. Тут ничего нельзя было поделать. И конечно, не было никакого смысла торопить события. Пока что предсказания этруска сбывались. Он вытер пот со лба.

— Сколько еще ждать, пока они осмелятся сойтись с нами лицом к лицу? — сердито бросил он. — Почему эти недоноски не хотят сражаться?

Вдалеке, чуть ли не у самого горизонта, плясала в знойном мареве цепочка конников.

После самоубийственной атаки галлов вражеская кавалерия оторвалась от колонны, и Красс получил передышку для размышлений. Но полководец не желал думать ни о чем, кроме продвижения вперед, и изнуренные жарой наемники, как и с утра, топали по песку, в котором вязли ноги.

— Уехали за новыми стрелами, — отозвался этруск.

— И скоро вернутся, — добавил Бренн, невесело улыбнувшись.

Ромул погрозил парфянам кулаком.

— Возвращайтесь и выходите биться! — громко крикнул он.

— На самом деле все очень просто. — Тарквиний указал на окружавших их воинов. — Они просто хотят измотать нас.

Всего один день, проведенный в этой палящей печи, сильно и нехорошо сказался на армии Красса. Стройной походной колонны уже не было, и когорты по большей части двигались сами по себе. Солнце нещадно жгло, отнимая силы у могучих мужчин. Фляги у воинов давно опустели, слабеющих людей шатало на ходу, некоторые пытались опираться на своих товарищей. Время от времени кто-нибудь выпадал из строя и валился на песок. Обычно офицерам удавалось пинками и ударами палок заставить упавших подняться, но некоторые оставались лежать без памяти; этих бросали умирать. В обычных условиях такую недисциплинированность никто не потерпел бы, но измученным центурионам тоже не хватало сил орать. Хватало с них и того, что легионы все же двигались вперед, хотя тяжесть доспехов, щитов, копий и снаряжения причиняла легионерам немалые страдания. Всем, кроме Бренна.

Галлы Публия ехали вдоль медленно ползущей колонны. Их огромные кони тоже казались утомленными. Совершенно не походили на них набатийские наездники; их кони гарцевали, а седоки оживленно переговаривались друг с другом.