Ворон. Кровавый глаз - Джайлс Кристиан

— Отойдите от него! — крикнула она уэссекским воинам. — Иначе я перережу Гунвальду глотку! Назад!

Все застыли на месте.

— Осторожнее, Кинетрит, — сказал я, увидев кровь на шее Гунвальда. — Не прикончи его до того, как я освобожусь.

— Назад! — снова вскрикнула Кинетрит, и на этот раз воины попятились, поднимая руки. — Гунвальд, брось свой нож Ворону.

— Обезумевшая сучка! — сдавленно прохрипел тот. — Можешь считать себя трупом, подлая шлюха!

— Брось Ворону нож! — крикнула она. — Повторять я не буду!

Гунвальд вынул из ножен длинный нож и швырнул его на гальку. Я неуклюже подполз, перерезал веревки и занял место Кинетрит. Лезвие уткнулось в горло Гунвальда. Другой рукой я обхватил его грудь и даже сквозь кожаные доспехи чувствовал, как он дрожал.

— Забери у него меч, Кинетрит, — сказал я.

Она выполнила мою просьбу. Ей пришлось приложить усилие, чтобы убрать меч Гунвальда в мои ножны, потому что лезвие оказалось чуть шире. Затем Кинетрит подобрала два копья и мой меч, лежавшие на камне у шатров, и встала рядом со мной. Она стиснула оружие с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Ну что, норвежец, ты собираешься стоять так до Судного дня? — насмешливо спросил Херерик.

Уродливое лицо этого типа было изрыто оспой. Мне очень хотелось его убить.

— Не сомневайся, я с удовольствием посмотрю на это, — продолжил он. — Ты устанешь, и мы вывалим твои внутренности на гальку, на корм чайкам. Да и твои тоже, сучка, — добавил Херерик, обращаясь к Кинетрит.

— Но только после того, как затрахаем тебя до смерти! — с детской улыбкой воскликнул еще один воин.

Судя по виду, он был здесь самым молодым. Парень посмотрел на своих товарищей, ожидая одобрения, но те не обратили на него внимания.

— Бросьте свои мечи, — сказал я и приподнял ножом подбородок Гунвальда.

— Не делайте этого, ребята, — сквозь стиснутые зубы пробормотал тот, стараясь совладать с собой, ибо все остальные увидели ужас, проступивший у него на лице.

— Англичанин, ты хочешь, чтобы я перерезал тебе глотку? — прошипел я.

— Ты этого не сделаешь, — ответил за своего предводителя Херерик, качая лысой головой. — Ты сам прекрасно понимаешь, что мы в этом случае сделаем с твоей сучкой. Или же надеешься выстоять один против двенадцати?

Кто-то презрительно рассмеялся, другие разразились угрозами и оскорблениями. У всех чесались руки разрубить меня на кусочки.

Так мы и ждали. Уэссексцы не нападали на меня из страха, что я убью Гунвальда. Однако они понимали, что все равно получат свое. Это был лишь вопрос времени.

«Некоторые получат даже больше, — мысленно пообещал себе я. — Они умрут».

Солнце уже опалило небо оранжево-красным багрянцем. Оно скатывалось к морским волнам, когда уэссексцы наконец начали проявлять беспокойство. Моя рука, державшая нож у горла Гунвальда, горела. Прежде я не видел другого выхода, теперь по лицам некоторых воинов чувствовал, что они теряли терпение и готовы были броситься на меня, несмотря на то что это означало бы смерть Гунвальда. Как-то Бьярни сказал мне, что скука способна убить человека. Я вспомнил его слова и мрачно усмехнулся. Сейчас Гунвальду предстояло погибнуть, стать жертвой скуки.

Кинетрит вонзила мой меч в песок, чтобы можно было быстро его выхватить. Она по-прежнему крепко сжимала копья и настороженно наблюдала за воинами.

«Мой сокол», — подумал я.

Кинетрит не ждала пощады от врагов. Выдержкой она не уступала опытным бойцам. Но сумерки сгущались. Солнце, опустившееся к горизонту, отбрасывало на солончак длинные тени, похожие на тощих великанов. Подобно всем охотникам, уэссексцы видели в приближающейся ночи своего союзника. В глубине души я понимал, что в темноте они набросятся на нас со всех сторон. Мне очень повезет, если я смогу убить еще хоть одного из них, не считая Гунвальда. Он должен был умереть. Что бы нам ни сплели норны, распутать эту нить им было не по силам.

Громко заржала лошадь. Я посмотрел туда, где уэссексцы привязали своих коней к кольям, воткнутым в землю, чтобы те могли щипать воловик и кривоцветы. Сейчас благородные животные почему-то забыли о траве. Они раздували ноздри и беспокойно били копытами по гальке, громыхая камешками. Еще одно пронзительное ржание разорвало равномерный гул прибоя.

Уэссексцы беспокойно переглянулись.

— Взгляни, что их спугнуло, — бросил Херерик воину, стоявшему рядом с ним.

Тот кивнул и направился к лошадям.

— Виберт, иди с ним, — велел лысый.

Внезапно Гунвальд резко дернулся. Я еще крепче прижал нож ему к горлу, и он сдавленно вскрикнул.

— Не проверяй мое терпение, Гунвальд, — прошипел я.

Затекшие мышцы правой руки дрожали, по ним бегали мурашки, но Гунвальд понял, что упустил последний шанс освободиться.

— Во имя бороды святого Айдана, куда они запропастились? — вдруг сказал Херерик, наблюдая за мной глазами, полными ненависти.

Я успел забыть о тех двоих, что ушли проведать лошадей. На солончак опустилась темнота. Лишь галька у кромки прибоя была тронута светом звезд. Лошади теперь стояли тихо.

Один уэссексец махнул в сторону коновязи, спрашивая разрешения Херерика. Как только урод кивнул, несколько воинов подхватили щиты и побежали вверх по склону. Остальные продолжали стоять. Они глядели на нас и ожидали, когда Гунвальд или Херерик скажут им, что делать.

— Ярл Сигурд?.. — тихо спросила Кинетрит.

Но я не ответил, полностью сосредоточившись на том, чтобы держать лезвие у горла Гунвальда и обхватывать его за грудь другой рукой.

— Херерик, здесь никого нет! — донесся сверху голос воина.

— Что ты хочешь сказать, приятель? — крикнул лысый, в голосе которого прозвучала тень страха.

Вдруг рядом с уэссексцами с глухим стуком упал камень. Они обернулись на звук, и тут в спину Херерика вонзилось копье. Он вскрикнул, повалился на колени, а затем рухнул на живот, продолжая вопить. Англичане, снявшие щиты, присели на корточки и обменивались встревоженными восклицаниями. Умирающий Херерик валялся на гальке и кричал от боли. Я подумал, какие же они глупцы. Этим людям, объятым паникой, и в голову не пришло выстроить стену щитов. Они испуганно сидели на корточках на земле, сжимая оружие в трясущихся руках. Тут в темноте раздался еще один крик, пронизанный болью. Испуганные взоры обратились на Гунвальда, но предводитель ничем не мог помочь своим людям. Я с такой силой надавил ему на гортань, что он едва дышал.

— Пошли, Гротгар, — сказал какой-то англичанин и оскалился.

Двое мужчин поднялись с земли и направились ко мне. Я понял, что они собрались нас прикончить. Но тут Гротгар вдруг крутанулся и упал, зажимая руками лицо. Из его щеки торчала костяная рукоятка ножа. Раненый завопил, захлебываясь кровью. Его товарищ низко пригнулся и поспешил отступить в тень.