Время предательства - Луиз Пенни

– Искали что? – раздраженно спросил Шарпантье.

– Шпионов, – отрезал Франкёр. – Я хочу, чтобы вы нашли тех, кто там может орудовать. Если кто-то пытается проникнуть в систему, я хочу, чтобы вы их нашли, будь то енот, призрак или армия вампиров. Ясно?

– Ясно, сэр, – ответил Шарпантье.

Гамаш снова возник у локтя Николь.

– Я ошибся, – сказал он ей прямо в ухо.

– В чем?

Она даже не посмотрела на него, продолжая заниматься тем, чем занималась.

– Вы сами сказали, что файл старый. А значит, «Акведук» – старая компания. Возможно, ее уже не существует. Вы можете посмотреть в архивах?

– Но если ее не существует, то какое она имеет значение? – спросила Николь. – Старый файл, старая компания, старые новости.

– У старых грехов длинные тени, – возразил Гамаш. – А это старый грех.

– Опять какая-то долбаная цитата, – проворчала себе под нос Николь. – Что она хоть означает?

– То, что началось три десятилетия назад и было мелочью, могло вырасти, – сказал старший инспектор, не глядя на агента Николь, но читая ее экран. – В нечто…

Он взглянул в лицо Николь, такое унылое, такое подавленное.

– …большое, – сказал он наконец.

Однако на самом деле он хотел сказать «чудовищное».

– Мы нашли тень, – Гамаш снова посмотрел на экран, – пришло время найти и сам грех.

– И все же я не понимаю, – пробормотала она.

Но Гамаш подозревал, что агент Иветт Николь лукавит. Она хорошо знает про старые грехи. И про длинные тени.

– Мне потребуется несколько минут, – сказала она.

Гамаш подошел к суперинтенданту Брюнель, которая стояла у окна и смотрела на мужа, явно испытывая желание заглянуть ему через плечо.

– Как дела у Жерома?

– По-моему, отлично, – сказала она. – Я думаю, его потрясло то, что он задел маячок. Это случилось раньше, чем он предполагал. Но он уже пришел в себя.

Гамаш посмотрел на двоих сидящих за компьютерами. Время приближалось к семи тридцати утра. Они начали работу шесть часов назад.

Он подошел к Жерому:

– Не хотите немного размяться?

Доктор Брюнель ответил не сразу. Он не отрывал взгляда от экрана, провожая глазами строку программы.

– Merci, Арман. Через несколько минут, – рассеянно ответил он.

– Нашла, – сказала Николь. – «Ле сервис акведук», – прочитала она, и Гамаш с Терезой склонились над ее плечом. – Вы были правы. Это старая компания. Похоже, она обанкротилась.

– А чем занималась?

– В основном проектированием, кажется, – ответила она.

– Дороги? – спросила Тереза, вспомнив о маячке, задетом Жеромом: файл с расписанием дорожных работ.

Николь какое-то время искала информацию.

– Нет. Похоже, канализационные системы, главным образом в отдаленных районах. Это было в те дни, когда правительство выделяло деньги на очистку рек, загрязненных отбросами.

– Очистные системы, – сказал Гамаш.

– Вроде того, – ответила Николь, глядя на экран. – Но посмотрите сюда. – Она показала на отчет. – Изменилось правительство. Контракты были отозваны. Компания обанкротилась. Конец истории.

– Подождите! – резко сказал Жером. – Перестаньте делать то, что делаете.

Гамаш и Тереза замерли, словно движение могло выдать их. Потом Гамаш шагнул к Жерому.

– Что случилось?

– Они ведут активный поиск, – ответил тот. – Не просто защищают файлы. Теперь они ищут нас.

– Мы что, задели еще один маячок? – спросила Тереза.

– Не знаю, – сказал Жером и бросил взгляд на Николь, которая проверила свой компьютер и отрицательно покачала головой.

Доктор Брюнель вернулся к своему монитору. Его пухлые руки зависли над клавиатурой, готовые действовать, если возникнет необходимость.

– Они используют новую программу. Я такой прежде не видел.

Все замерли.

Гамаш уставился на экран. Он не удивился бы, увидев, что из угла монитора вылезает призрак. Собирает части текста, файлы, документы, ищет… Ищет их.

Он затаил дыхание, не смея шевельнуться. На всякий случай. Он понимал, что его поведение иррационально, но не хотел рисковать.

– Они нас не найдут, – сказала Николь, и Гамаш восхитился ее бравадой.

Она говорила шепотом, и Гамаш порадовался этому. Одно дело показная храбрость, но если ты скрываешься, то должен соблюдать тишину и не шевелиться – таковы правила. Он не испытывал на сей счет никаких иллюзий. Они именно скрывались.

Жиль, видимо, чувствовал то же самое. Он тихо наклонил свой стул вперед и уперся ногами в пол, но остался на месте, охраняя дверь, словно их преследователи могли вот-вот ворваться.

– Они знают, что мы вломились в систему? – спросила Тереза.

Жером не ответил.

– Жером, – снова заговорила Тереза. Она тоже понизила голос до взволнованного шепота. – Ответь мне.

– Они наверняка видели наш сигнал.

– Что это значит? – спросил Гамаш.

– Это значит, что им известно: что-то происходит, – ответила Николь. – Но шифровка выдержит.

Однако впервые ее голос прозвучал не очень уверенно, словно она говорила сама с собой. Убеждала себя.

И тут Гамаш понял. Охотник и его псы принюхивались. Они уловили запах и теперь пытались понять его природу. И вообще, не мерещится ли им.

– Кто бы ни был на другой стороне, это не какой-то обычный хакер, – заметил Жером. – Не нетерпеливый подросток, а опытный следователь.

– И что мы будем делать дальше? – спросила Тереза Брюнель.

– Мы не можем просто сидеть здесь, – сказал Жером. Он повернулся к Николь. – Вы действительно считаете, что ваша шифровка нас защитит?

Она открыла рот, но он остановил ее. У него был огромный опыт контактов с самоуверенными молодыми врачами во время обходов в больнице, и он сразу мог определить человека, который предпочтет привлекательную ложь неприятной правде.

– Только честно, – предупредил он, не сводя с нее взгляда.

– Не знаю, – откровенно сказала она. – Но почему бы нам не верить, что так оно и есть?

Жером рассмеялся, встал со стула и посмотрел на жену:

– Значит, ответ на твой вопрос такой: шифровка выстоит и у нас все в порядке.

– Она этого не сказала, – заметила Тереза, идя за мужем к кофейнику на печке.

– Не сказала, – согласился он, наливая себе кружку. – Но Николь права. Почему бы нам не верить, что так оно и есть? От этого ничего не изменится. И если уж на то пошло, я думаю, они не догадываются, какую цель мы преследуем, даже если и знают, что мы здесь. Нам ничто не угрожает.