Кисельные берега - Анна Осьмак

за рукав уже на сходнях. – Как же так? Послушай… Но ведь… Ты собираешься в одиночку с этим?.. Не лучше нам?.. То есть… Можно же вместе искать выход! Давай отправим Пепелюшку домой, чтобы тебя не колбасило в постоянных трансформациях, а сами отправимся на поиски Бригитты! Разве так не правильней, чем..?

Он вздохнул:

- Не правильней, Кира. Ты сама разве не чувствуешь, что лесная жизнь измотала тебя? Сколько ты ещё сможешь так? – Кира прикусила губу. – Ведь никто не скажет, сколько нам придётся бродить в поисках нашей призрачной надежды… Может, всей жизни на это будет мало…

Он осторожно отцепил её пальцы от своего рукава.

- Давай просто договоримся: если кто-то из нас встретит её первым, непременно замолвит словечко за другого. Пойдёт?

Коровница кивнула, не в силах возражать: в носу нестерпимо щипало, горло сдавил спазм…

- Вот и ладно… - он глянул поверх её плеча на свою бело-розовую фею и вздохнул. – Прощай, Кира. И удачи тебе.

А потом развернулся и сбежал по сходням. На берегу замешкался, поправляя сапог, перебросился парой фраз с грузчиком…

- Эй! – окликнула его Кира, опомнившись. – Скажи имя своё!

«Боже, какая же я растыка! Ведь так и не спросила!..»

Он оглянулся и вопросительно наморщил лоб.

- Имя! – прокричала Кира с таким отчаянием, будто знание это могло для неё что-то изменить.

- Медведь! – откликнулись с берега. – Ты ведь знаешь моё имя – меня зовут Медведь!

Он ощерился почти по-звериному, помахал ей рукой и быстро зашагал в сторону леса, часто оглядываясь. Но не на Киру. А на милую, добрую и очаровательную девицу, которой – увы! – не было до него никакого дела.

Глава 43

--------------------------------------------------------

Торговые ряды гудели, галдели, кружили водоворотом толчеи, воняли рыбой и амброй, шелестели сукнами и перезванивали молоточками заклёпочников.

Кира как могла поспевала за габаритной кормой Матрёны, неловко задевая встречных тяжёлой, нагруженной корзиной. У неё давно ныли колени и совсем недавно принялось ломить в затылке – ох уж эти старческие немочи… Когда же домой? Она сто раз пожалела, что согласилась сопровождать ключницу за покупками в этот бедлам, но – как откажешь, коли попросили помочь? А просьба о помощи для приживалки – сродни приказу.

Да-да, Кира, так и есть, не кривись, пожалуйста! Как иначе назвать твой нынешний статус в доме Порфирия Никанорыча? Ну хорошо, пусть не приживалка. «Нахлебница» - так больше нравится?

Совсем не нравится, - Кира вздохнула. – Но куда деваться…

И в самом деле – был ли у неё выбор? Когда добросердечный купец, причалив к Вышеградскому берегу, предложил взятым на борт путницам погостить у него, она согласилась не раздумывая. Разве раздумывают нищие старухи над оказываемой им милостью? Им бы угол возле печки, чтоб не под мостом загнуться…

Вот и сидит теперь сычом в углу своём – уж месяц на исходе… Боже ж мой! Кира встала посреди людского потока, будто в стену упёрлась - не может быть! Столько времени прошло? Целый месяц в чужом дому, на чужих харчах, в облике никому не нужной и никому не интересной старухи – то ещё испытание… Неужто все дни слились для неё в один сплошной, тягостный день надрывного терпения? Целый месяц бездействия и ступора: что предпринять? куда податься? как спасаться? И всё без ответа… Каждый новый день отщёлкивал новый камень в груду гнетущего ужаса безысходности. Ох, и тяжко давит она на грудь…

Кто-то задел плечо визжащим и брыкающимся мешком, кто-то дёрнул ткань юбки коряво сплетённым, занозистым зембелем, кто-то недовольно заругался на застывшую соляным столпом посреди дороги раззяву. Кира не преминула ругнуться в ответ, с наслаждением включаясь в склочную перепалку – это всегда помогало ей пережечь свои горести и выпустить их в пар. Жаль, Матрёна за ней быстро вернулась и оттащила за локоть от вошедших в раж базарных баб.

Она волокла Киру за собой, раздвигая толчею, словно атомный ледогол шугу, и незло сетовала на хмарную погоду – того и гляди дождик забрызжет.

- Ипатий! – махнула она полной рукой Никанорычеву закупу. – Соль-то погрузил, оглоед? Я тебе когда ещё о том говорила? Вот наказанье-то господне!..

Она размахнулась, дабы отвесить хилому мужичонке-сморчку увесистую затрещину со всей мощи своих габаритов, но тот умело увернулся и шмыгнул в толпу по направлению бакалейных рядов.

- Каков, а? Паразит чёртов! Чем такого работничка, мыслю, лучше вовсе без никакого!.. Ты садись пока, баушка, садись-ка на телегу… Небось, измаялась, в сутолоке такой… Щас, щас, поедем ужо… Соль только вот погрузим..

Она грозно зыркнула в направлении убегшего работника и бережно подсадила Киру.

- Удобно ль? Соломки подгрести?.. Ведь вот же ирод криворылый! Коли б не бестолковость евойная, домой бы ехали давно! Жди теперь паразита, дожидайся! И ведь без соли не уедешь! Как же ж без соли, коли у нас в кладовой шиш да маленько осталось? Не хватит для завтрева: скота, птицы резать надобно будет пропасть – не всё ж на провожатный стол, многое надобно будет переработать, заготовить… Коли кабанчика забьём – ну, того, с пятном на заду, помнишь? – одного токмо сала солить не пересолить…

Точно! – вспомнила Кира. – Завтра ж «провожатный» обед. Никанорыч вновь отправляется в торговый вояж вниз по Большой. Говорят, вроде недалеко да ненадолго… Хотя, собственно, ей-то какая разница? Уезжает купец или дома сидит – в её жалкой жизни это не меняет ровным счётом ничего.

А вот в Пепелюшкиной…

Ей-то, пожалуй, неладно придётся. Получит она свою долю открытой ревности и неприязни со стороны купцовых дочек. А всё почему? А потому что – неча! Неча быть такой очаровательной и непосредственной! Конечно же, Никанорыч не устоял: привязался к ней, как к родной, уже и поговаривать начал, что будто три у него дочки, а не две. И улыбался ей боле, и умилялся по каждому поводу, и привечал чаще, и гостинцы ввечеру приносил наособицу – такие, что не на «отвяжись», а с чувством, с любовью подобранные: что Габруся больше любит? о чём чаяния её и хотелки?

Дочки, принявшие гостей поначалу ласково и радушно, насторожились. После раздражились, а ныне уж и вовсе взъярились: то ущипнут под столом соперницу, то на лестнице толкнут, то чашечку тончайшую фарфоровую – батюшкин подарок – расколотят