Кисельные берега - Анна Осьмак

будто невзначай… Стали и к отцу подступать: отчего не отправишь девицу к родным? Ведь не сирота она! Семья измаялась, должно, не чает пропавшую кровиночку увидеть вновь. Да и сама гостица – вон, погляньте на неё! – истосковалась по дому. Небось, ночами тёмными тоску свою подушке изливает!..

Купец поначалу и впрямь собирался совершить беспримерное благодеяние, отправив порученную его заботам девицу вместе с нянькой (то бишь с Кирой) в Пшчину. Но спустя время, стал оттягивать исполнение своего благородного намерения, увиливать и отнекиваться. Так месяц и протянул. И ныне, собираясь в дорогу, «касаточку свою ясноокую» дома оставляет, беречь велит. Даже и не думает прихватить с собой, поближе к родным местам подбросить.

Проклятая Пепелюшка! Вот же сухота – навязалась на голову!

Марфа с Аникеей чуть кулаки не грызли от разочарования. Не избавиться, видно, никак от этой девчонки, кою батюшка так возлюбил, что дочек единокровных в тень задвинул! Матушка, должно, глядя из садов Едемских на безлепие этакое да пренебрежение отцово, слезьми горючими умывается…

- Ты что же это, ведьма, - зажали они Пепелюшку в тёмном углу, - домой не просишься? Иди немедля, умоли батюшку о помощи! Живо!..

Пепелюшка прижала к груди кулачки и захлопала ясными глазками:

- Да я уж говорила ему, девоньки! А он будто не слышит… Одно твердит: успеется да успеется. Говорит, скажи лучше, ясочка, что за подарок тебе привезти из-за моря? Венец самоцветный али зеркальце серебряное? Я и думаю – что? Может, вы, сестрицы, посоветуете?

Марфа только руками всплеснула.

- Ну и нахалка! – прошипела Аникея, бледнея от негодования. – Пригрели на груди змею подколодную… Только попробуй подарок у него попросить! Я тебе… Я тебя… Уж подправлю тебе личико твоё бесстыжее, чтоб впредь не повадно было!..

- Ну ладно, - удивилась нахалка. – Коли вы говорите, стал быть не стану… А что… Что мне отвечать Порфирию Никанорычу, когда вновь спрашивать станет? Коли отмалчиваться, так забеспокоится…

- Я подумаю, что отвечать, - процедила сквозь зубы Аникея. – И тебе, придурошной, сообщу.

Она развернулась на каблуках и, гордо вскинув голову, мотнув долгой косой, зашагала по переходу. Её сестра последовала за ней, напоследок наступив Пепелюшке на ногу.

- Ой! – пискнула гостья. – Простите! Вечно я путаюсь у всех под ногами…

… Вечером, прикладывая холод к припухшей ступне подружки и слушая её покаянный рассказ о том, как «голубушка Марфа споткнулась о её неуклюжие лапы», Кира вдруг разозлилась.

«Ну, сучки мажористые, - подумала она своим прежним, ускользающим в странное время испытаний разумением, - пусть только Никанорыч уедет… Уж я вам покажу, где Кузькина мать зимует! Нашли кого третировать - овцу безответную!..»

Но тут же, подавив вспышку праведного гнева, нынешняя Кира угрюмо покачала головой:

«Что ты собралась показывать, старая карга? С дебелыми молодухами удумала драться-цапаться? И за кого? За дурочку, от которой у тебя, честно говоря, одни неприятности…»

Она вспомнила то раздражение, что всегда вызывала в ней дочка пана Збжевского в бытность службы коровницей; вспомнила её возмутительное легкомыслие, с которым она отнеслась к предостережениям Медведя на сельском празднике; поворошила в душе чувство жгучей несправедливости, оставленное в ней тем обстоятельством, что за спасение от барона расплачиваться пришлось только Кире; сжало ей сердце и воспоминание о беззаветной любви Медведя к этой блаженной и… В общем-то, она вполне поняла Никанорычевых дочек и от души им посочувствовала.

- Держи! – она швырнула на колени Пепелюшки пузырь со льдом. – Сама займись. Чего это я вокруг тебя ползаю? Чай, не помираешь!..

Пепелюшка подхватила пузырь и посмотрела на подругу снизу вверх голубым телячьим взором.

- Кирочка, - попросила она совсем по-детски, - а пошли в кухню сказки Матрёнины слушать?..

Глава 44

----------------------------------------------

Ежевечерняя кухонная тусовка дворни являлась непременным завершением хлопотливого дня. Ночи северные к концу лета становились зябки, а здесь, в уюте остывающей печи, было куда как приятнее и пообщаться, и пофлиртовать, и чаю с баранками откушать, и разбитную Груню за коленку под столом пощупать.

Пепелюшке, с её юной восторженностью и невзыскательностью, нравились эти посиделки. Нравились молодые, ладные батраки и смешливые девки. И дед Бирюк, всегда чего-то мастерящий в углу, и толстая, заботливая кухарка с дичайшим именем Полидекста, закармливающая всех пирогами и ватрушками. Ну и, конечно, деловая и строгая Матрёна. Которая, несмотря на всю свою строгость, весь вечер только и ждала своего звёздного часа: когда же расшалившаяся молодёжь наестся да нагогочется, да глазами настреляется, да запросит, наконец, новую сказку. Надо будет непременно поломаться для виду, пофыркать, сердито отмахиваясь руками, оттягивая тем самым желанное. Ну а уж опосля третьего поклона можно и сдаться, сильно не затягивая – а то ведь и отступиться могут… И вот тогда-то начать – как бы нехотя, снизойдя до надоед, как бы импровизируя на ходу - обозначить зачин заранее заготовленной, придуманной и отшлифованной истории.

Все замирали… Что и говорить, умела ключница и сочинять, и рассказывать, и держать внимание слушателей – вот, видимо, было её истинное призвание.

Но, бывало, для разнообразия и к Кире начинали приставать, вытребывая сказку. А что? Баба она пожитая, странствующая: много видела, много знает – сразу видно. Отчего ж не поделиться с жаждущими развлечения в отсутствии телевизора?

«Странница» не знала как отвязаться от просителей: поведай да поведай, баушка… Приходилось обычно спасаться бегством в свою опочивальню. Но однажды Кира сдалась и согласилась:

- Нууу… Что ж вам рассказать…

Она вспомнила своё последнее горькое приключение – служанку Синей Бороды, так легко сторговавшую себе молодость и красоту в обмен на фальшивые медяки – вздохнула тяжко и с наслаждением распяла её в сочинённой на ходу сказке.

Затаив дыхание, публика слушала о том, как в некоторм царстве, в некотором государстве жила на свете вредная тётка, иссушённая чёрной работой и ядовитой завистью ко всем вокруг. К старости, не дождавшись от судьбы шанса на лучшую участь, она решила подстегнуть свою немилостивую фортуну и отправилась к колдунье. Поделившись с ней скромными сбережениеми и своей душевной болью, решила, что вправе рассчитывать если не на избавленье, то хотя бы на конструктивный совет.

Колдунья монеты приняла и просительницу выслушала. Покумекала, побренчала лягушачьими лапками на поясе да и выдала рекомендацию. Коли, говорит, не побоишься греха, то сделай так: заберись нынче барину в постелю,