Как любят мертвые - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Подошел мужик с ведерком.
– Мистер Хемингуэй хочет узнать, не желаете ли вы еще один раунд? спросил он.
– Передайте мистеру Хемингуэю, что ему повезло. Мне дым попал в глаза. Пусть даст мне еще один раунд, и я докончу работу.
Мужик с ведерком отошел, и я увидел, как Хемингуэй засмеялся.
Прозвенел гонг, и я выскочил. Мои удары стали попадать в цель, не слишком жестко, но в хороших комбинациях. Эрни отступил, стал пропускать удары. Впервые в жизни я заметил сомнение у него в глазах.
Кто этот мальчишка? – думал он. Я сократил интервалы между ударами, заработал жестче. Каждый мой удар приземлялся хорошо. В голову и в корпус. Напополам. Я боксировал, как Сахарок Рэй, и бил, как Демпси.
Я прижал Хемингуэя к канатам. Упасть он не мог. Каждый раз, когда он валился вперед, я поправлял его новым ударом. Сплошное убийство. Смерть после полудня.
Я отступил, и мистер Эрнест Хемингуэй рухнул в отключке.
Я расшнуровал перчатки зубами, стянул их и соскочил с ринга. Прошел в свою раздевалку – то есть, в раздевалку Хемингуэя – и залез под душ. Выпил бутылку пива, закурил сигару и сел на краешек массажного стола. Эрни внесли и водрузили на другой стол. Он еще не пришел в себя. Я сидел голышом и смотрел, как они хлопочут над Эрни. В комнату набились и тетки, но я не обращал на них внимания.
Потом ко мне подошел какой-то парень.
– Кто вы такой? – спросил он. – Как вас зовут?
– Генри Чинаски.
– Не слыхал, – сказал он.
– Услышишь, – ответил я.
Подошел весь остальной народ. Эрни бросили одного. Бедный Эрни. Все столпились вокруг меня. И женщины тоже. Все просто пожирали меня глазами, если не считать одного места. По-настоящему классная чувиха просто впилась в меня взглядом.
Похожа на светскую бабу, богатую, образованную и прочее – хорошее тело, хорошая мордашка, хорошая одежда и все остальное.
– Чем вы занимаетесь? – спросил меня кто-то.
– Ебусь и пью.
– Нет-нет, я имею в виду род занятий.
– Мою посуду.
– Моете посуду?
– Ага.
– А хобби у вас есть?
– Ну, не знаю, можно ли это назвать хобби. Я пишу.
– Вы пишете?
– Угу.
– Что?
– Рассказы. Довольно неплохие.
– А вас печатают?
– Нет.
– Почему?
– Не посылаю.
– А где ваши рассказы?
– Вон там. – Я показал на драный картонный чемодан.
– Послушайте, я – критик газеты Нью-Йорк Таймс. Вы не возражаете, если я захвачу ваши рассказы домой и прочту их? Я все верну.
– Я-то не возражаю, чувак, только я не знаю, где я буду.
Классная светская чувиха выступила вперед:
– Он будет со мной. – И продолжила: – Давай, Генри, влатывайся. Ехать долго, а нам надо много чего… обсудить.
Я оделся, и тут Эрни пришел в сознание.
– Что произошло, к чертям собачьим? – спросил он.
– Вы встретились с достойным противником, мистер Хемингуэй, – сообщил ему кто-то.
Я закончил одеваться и подошел к его столу.
– Вы хороший человек, Папа. Всех победить все равно невозможно. – Я пожал ему руку. – Смотрите не выпустите себе мозги.
Я ушел с классной чувихой, и мы сели в открытую желтую машину длиной в полквартала. Она вела машину, отжав рукоятку газа до самого полу, а в повороты вписывалась скользя, скрежеща и безо всякого выражения на лице. Это был класс.
Если она любила так же, как ездила, ночка меня ожидала просто дьявольская.
Жила она в холмах, сама по себе. Дверь открыл привратник.
– Джордж, – сказала она ему, – возьми на ночь выходной. Хотя нет возьми всю неделю отгулов.
Мы вошли: на стуле сидел крупный парень со стаканом в руке.
– Томми, – сказала она, – потеряйся.
Мы прошли в дом.
– Кто это был? – спросил я.
– Томас Вулф, – ответила она. – Зануда.
Она задержалась в кухне, взяла квинту бурбона и два стакана. Затем сказала:
– Пошли.
Я последовал за ней в спальню.
На следующее утро нас разбудил телефон. Звонили мне. Она передала мне трубку, и я сел на постели с ней рядом.
– Мистер Чинаски?
– Ну?
– Я прочел ваши рассказы. Я был так взволнован, что всю ночь глаз не сомкнул.
Определенно, вы – величайший гений десятилетия!
– Только десятилетия?
– Ну, возможно, и всего века.
– Это лучше.
– Редакторы Харперза и Атлантика сейчас здесь со мной. Вы можете не поверить, но каждый из них принял по пять рассказов для последующей публикации.
– Я верю, – ответил я.
Критик повесил трубку. Я лег обратно. Светская чувиха и я занялись любовью еще один раз.
Перестаньте пялиться на мои сиськи, мистер
Большой Барт на Западе был падлой, каких мало. У него был самый быстрый револьвер, и он перетрахал больше разнообразных теток, чем кто бы то ни было. Он не особенно любил мыться, пиздеть и выходить вторым в игре. Помимо этого он заправлял караваном, ходившим на Запад, и никто из мужиков его возраста не перестрелял больше индейцев, не перееб больше баб и не поубивал больше белых, чем он.
Большой Барт был велик и знал это – все остальные тоже это знали. Даже пердел он исключительно – громче обеденного гонга; мошонка у него тоже хорошо висела. Его темой было безопасно провести фургоны, отыграться на телках, грохнуть несколько человек и – обратно за следующей партией. У него была черная борода, грязная жопа и лучезарные желтые зубы.
Он только что отымел молодую жену Билли Джо так, что та чуть богу душу не отдала, а самого Билли Джо заставил смотреть. Он заставил жену Билли Джо разговаривать с Билли Джо, пока этим занимался. Он заставлял ее говорить:
– Ах, Билли Джо, какой запридух продирает меня от гузна до горла, аж в зобу спирает! Билли Джо, спаси меня! Нет, Билли Джо, не надо меня спасать!
После того, как Большой Барт кончил, он заставил Билли Джо себя подмыть, а затем они все отправились плотно пообедать cолониной с лимовыми бобами и галетами.
На следующий день они наткнулись на одинокий фургон, сам по себе кативший по прерии. На козлах сидел какой-то костлявый пацан лет шестнадцати, весь в чирьях.
Большой Барт подъехал к нему.
– Эй, пацан, – сказал он.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!