Белый дракон. Разрубленное небо - Александр Логачев

Артем не считал, сколько врагов убито, сколько еще в живых осталось, но вдруг в какой-то миг обнаружил, что прямо перед ним никого нет. Только впереди, метрах в двадцати, стояли в ряд лучники, числом около десятка — последние воины заградотряда сиккэна.

Некогда было вертеть головой, глядеть, кто где, кто уцелел, кто еще бьется с врагами и кто из врагов еще топчется на мосту. Впереди тоже был враг, которого надо было уничтожить. По-бычьи наклонив голову, Артем бросился вперед. Из глотки сам собой рванулся наружу звериный рев.

Следовало ожидать залпа навстречу, и он последовал. Десяток или около того стрел почти одновременно ударили в Белого Дракона. Артем ощутил, что в бедре что-то застряло… Ну как это что? Понятно что! Но боли не чувствовал, а если бы и чувствовал, ему было бы на это плевать. Как плевать ему было бы, если бы в нем застряли все десять выпущенных прямой наводкой стрел. Он все равно добежит до этих гадов!

Наверное, в таком исступлении перли вперед берсеркеры, а в другом времени — солдаты штрафных батальонов.

И то, что не случилось в начале бойни и на что тогда рассчитывал Артем, случилось сейчас. Противник дрогнул. Видя разъяренным быком несущегося на них того самого Белого Дракона, видя, что их стрелы ничего не смогли поделать с человеком в доспехах Тайра Томомори, они не выдержали. Видимо, почудилось им, что несется на них совсем не человек, а по меньшей мере получеловек-полудемон. В суеверном ужасе бросая луки, воины бежали наутек, не разбирая, куда бегут.

Один, правда, попытался встретить Белого Дракона достойно. Бросив лук, он схватился за рукоять меча. Артем не дал ему вытащить меч. Налетел, сбил с ног и с воплем вонзил в него вакидзаси по самую рукоять. Рывком вытащив окровавленное лезвие, Артем скинул надоевший ему шлем и помчался вдогонку за убегающими. Одного настиг, прыгнул на спину и, когда тот оказался на земле, перерезал ему горло.

Он уже не удивлялся себе — он стал частью этого мира, жестокого, простого, но в чем-то более честного и правильного, чем его предыдущий…

Один из лучников в слепой панике подбежал к краю обрыва, обернувшись, увидел, что к нему несется самурай Белого Дракона («Садато, живой!»), весь утыканный стрелами и похожий на двуногого ежа, вытащил длинный меч, вонзил себе в бок на половину длины лезвия и прыгнул в пропасть.

В спину другого убегающего вонзилась стрела, вошла аккурат в зазор между пластинами — Артем повернулся и увидел Ацухимэ с луком, стоявшую уже на этой стороне моста. Молодец, девочка! Хотя зараза, конечно, еще та, потому как приказа-то ослушалась, и потом поговорить с ней придется серьезно и обстоятельно.

Артем больше не вертел головой. Он побежал к лошадям, потому как туда же побежали остальные лучники. Одного Артему удалось-таки догнать, другие, видимо, решив, что не успеют отвязать лошадей и ускакать на них, бросились сперва по тропе, но тут же сбежали с нее и понеслись вверх по склону, к зарослям кустарника. Но один, видать самый проворный и хладнокровный, уже был у лошадей. Прежде чем там же оказался Белый Дракон, он успел уже отвязать лошадь, прыгнуть в седло и помчаться по тропе, как по финишной прямой ипподрома. Ушел, с-сука.

— Ну и плевать, — вслух произнес, останавливаясь, Артем. — Что он нам сделает?

Он загнал вакидзаси в ножны, сложил веер-оги и засунул его за пояс. Скинул перчатку с правой руки и вытер ладонью пот с лица.

Картина взору открылась жуткая. Настил неразобранной части моста был завален телами, они лежали тесно, вповалку, досок не видно было из-за тел. Телами усеяна была и часть поляны перед мостом. Отдельные тела перевешивались через балки разобранной части. Кто-то еще шевелился, кто-то даже пытался ползти, кто-то громко стонал.

Не считая Артема и убежавших лучников, в живых осталось четверо: две женщины, Омицу и Ацухимэ («И это главное, — произнес про себя Артем. — И это главное»), и отец и сын Кумазава. Никто из воинов сиккэна на ногах не стоял.

Ацухимэ подошла к Артему.

Артем опустил глаза. Из бедра торчала стрела. Подумав, он обломал стрелу у основания. Застонал сквозь зубы от прошившей ногу боли. Усилием воли подавил эту боль. Не время сейчас обращать внимание на подобную ерунду. Как не время выковыривать из бедра наконечник. Лучше сделать это потом, когда отъедут подальше и переведут дух.

— Где Такамори? — спросил Артем у Ацухимэ.

— Он ушел, сказав, что остановит воинов, идущих по следу.

— Как он их остановит один?!

— Не знаю. Обвал, может…

— Ладно! — махнул рукой Артем. — Некогда ждать. Выживет — найдет нас. Я иду отвязывать лошадей. Отгоним весь табун от моста, чтобы воины Мацумото не смогли ими воспользоваться, потом лишних лошадок отпустим…

(Сотня во главе с Мацумото могла появиться в любой момент. Чтобы им переправить с того берега на этот лошадей, потребуется восстанавливать мост. Без этого они могут переправиться только пешком. И чтобы они не смогли пуститься в погоню, всех привязанных с этой стороны лошадей следовало увести подальше. На своих же ногах пусть пускаются сколько влезет.)

— Будь добра, скажи брату и отцу, чтобы проверили всех наших воинов. Может, кто-то еще жив. А Омицу скажи, чтобы шла ко мне помогать с лошадьми. Все, я пошел…

— Артем! — остановил уж было двинувшегося к лошадям Артема голос дочери рода Кумазава.

Она назвала его собственным именем, с чего бы это?

— Артем… Это была славная битва, правда?

Артем сощурился — из-за солнца, чьи лучи наконец достигли площадки у моста. Он перевел взгляд с девушки на ее близких. Отец и брат без подсказки Артема сообразили, что надо делать, и ходили сейчас между телами воинов, нагибались, всматривались, прикладывали ладони к губам, переворачивали тела. Садато Кумазава, несмотря на торчащие из дощечек его доспехов стрелы (которые он, к слову, по ходу дела выдирал и обламывал), держался вполне бодренько. Неужели не ранен? Даже если не ранен, все равно удивительно, как он выдержал такой неравный напряженный бой в его пусть не преклонные, но далеко и не молодые годы. А вот сын его, Хидейоши, чуть заметно покачивался и прихрамывал, наверное, все-таки ранен. Да и сам Артем только что убедился, что он ранен не только стрелой в бедро, но и в плечо. Наверное, не сильно, наверное, не глубоко, иначе бы кружилась голова, да и рука бы плохо слушалась. А на пустяковые ранения сейчас нет времени обращать внимание.

Артем снова посмотрел на Ацухимэ. Она улыбалась и выглядела утомленной и счастливой, как после ночи любви. Семейка самурайская!

— Да, — вздохнул Артем. — Это была славная битва…

Молодой дзёнин клана яма-буси Абуэ был еще жив. Только он, остальные погибли. Погиб верный Фудзита, наделенный природой физической силой в гораздо большей степени, чем умом. Артем не видел, как он погиб, но не сомневался, что Фудзита прихватил с собой в тот мир немало врагов. Погиб монах-сохэй, чьи мотивы и мысли так и остались для Артема тайной, пали все самураи Артема, которых он когда-то взял из голодных скитающихся ронинов, приблизил к себе и которые были ему беззаветно верны до самого конца. Пали двое яма-буси. Погибла служанка Мито. Без вести пропал Такамори. Кумазава, отец и сын, как и сам Артем, были ранены, даже Ацухимэ, как оказалось, получила царапину, слава Будде, пустяковую. И двойная слава Будде, что хоть Омицу цела и невредима.