Детский мир - Марина Ли

– Да, в принципе, всё так… Просто так уж мы устроены, что иногда помним вещи, которые происходили не с нами, а с нашими предками. Это как программа, которую ты скачиваешь на свою таблетку или наладонник, только скачивает её твоя кровь. Чаще всего такие «воспоминания» приходят во время сна, поэтому так сложно определить, где игра подсознания и где картинки не из твоего прошлого… Я помню, у меня был случай…

– В другой раз про ваш случай, – перебила я, вспоминая, как побывала в гостях у диких. Что же это получается? Я тогда понимала их речь, потому что их язык выучила моя бабушка? Или тётя? Или дядя, например, вот этот вот, нагло ухмыляющийся и до зубной боли раздражающий?

– Какая ты тактичная и терпеливая, – восхитился Сергей. – Вся в дедушку, честное слово!

В районе солнечного сплетения вдруг протяжно и болезненно заныло. От усталости, от страха, от понимания того, что вот этот посторонний мне человек так весело говорит о том, что я похожа на своего дедушку… На нашего общего с ним дедушку? А я… я о том, что у меня где-то может быть живой и самый что ни на есть настоящий дед, даже не задумывалась ни разу.

– Прости, – в который раз мужчина догадался о том, что меня терзает, по моему выражению лица. Словно мысли читает, честное слово! – Хочешь, я расскажу тебе о нём?

Я покачала головой.

– Нет, – соврала, трусливо уводя взгляд в сторону. – Лучше, знаете что? Лучше расскажите мне обо мне. Кто я, по-вашему, такая?

Дядя Серёжа вздохнул так, словно я ему вопросник по высшей математике цитирую, а затем осторожно произнёс:

– Ты одна из нас. С этим, полагаю, ты спорить уже не станешь. Ну, и само собой, ты дочь моей сестры… – протянул руку, чтобы дотронуться до моего лица, заправил короткую рваную прядь мне за ухо и пробормотал:

– Долгожданный, выстраданный, выплаканный ребёнок. Ты даже представить себе не можешь, сколько пришлось пережить твоей матери, чтобы ты смогла появиться на свет!

Слова о матери молнией прошили моё тело, выбив из горла какой-то замученный писк.

– В нашем мире ребёнок – это невероятное счастье, – продолжал говорить Сергей, не замечая моего состояния. – Драгоценность, с которой вся родня сдувает пылинки.

– Наверно, это хорошо… – неуверенно проговорила я, думая о своём детстве, о детстве моих собратьев по Корпусу, об отношении к потомкам во всём нашем гнилом и несовершенном мире. – Это естественно. Для нормальных людей.

– Пожалуй, – согласился Сергей. – Только у нас дети рождаются очень редко. Слишком много условий для того, чтобы женщина могла забеременеть. Понимаешь, нанороботы, они хоть и умные, но всё-таки машины. Ей не объяснишь, что беременность – это, конечно, стресс для организма, но желанный стресс. Они же воспринимают зародившийся плод как паразита и избавляются от него.

Мне вдруг стало холодно и я, обняв себя за плечи, поджала под себя вторую ногу.

– Однако чудеса случаются. И если женские клетки совпадают с мужскими, беременность случится рано или поздно. Само собой, если разрешит Совет…

– Совет? – от количества информации голова шла кругом.

– Это политика, – отмахнулся дядя Серёжа. – Тебе неинтересно будет.

– А знаешь, что будет интересно? – вдруг произнёс Зверь, который во время нашего разговора потихоньку листал удивительную книгу о футболе. – Откуда у вас вообще взялись женщины?

– То есть? – не поняла я и даже успела испугаться, потому что вопрос приятеля вдруг основательно расшатал и без того шаткие опоры моего нового видения мира.

– Я про то, что здесь вот пишут про одиннадцать мужиков и этого Стержнева, который воссоздать нанороботов не смог, как его ни просили.

– Не смог, – согласился Сергей.

– Тогда как? Как вы размножаетесь? Нет, если допустить, что всё здесь написанное правда, – Зверь постучал указательным пальцем по чёрной обложке, – то можно, конечно, предположить, что ваши мужики научились вынашивать детей… Хотя, признаюсь, словосочетание «беременный мужик» меня несколько пугает… А уж думать о том, каким образом этот мужик может забеременеть, я вообще не хочу.

– Действительно, – я перевела взгляд на мужчину, который после слов Зверёныша досадно поморщился.

Выражение лица Сергея даже не говорило, оно кричало о нежелании мужчины разговаривать на эту тему. И вместе с тем мой якобы родственник понимал, что если промолчит, то сразу же утратит намёк на хрупкое доверие, которого ему от меня удалось добиться. Мне даже жалко его стало. Чуть-чуть. Не настолько, чтобы благородно дать ему возможность оставить вопрос без внимания.

– Вообще-то, на каждом углу мы об этом не кричим… – произнёс мужчина, наконец, приняв решение в пользу откровенного разговора.

– Серьёзно? – Зверь даже подпрыгнул на месте. – Я хочу это видеть! – принялся листать книгу, бормоча под нос: – Тут обязательно должна быть фотка хотя б одного беременного мужика!

– Не об этом не кричим, придурок! – вспылил дядюшка. – Не может мужик родить, у него матки нет… Да и вообще… Половым путём наши нанороботы передаются, понял?

– Как гонорея? – переспросил Зверёныш.

– Не как гонорея! – прокричал, уже откровенно разозлившись. – Прекращай паясничать. Это всё очень серьёзно. Да, половым путём передаются. Мы не кричим об этом на каждом углу, потому что можешь представить, что начнётся, если это станет достоянием общественности? Знаешь, сколько наших женщин прошло через насилие? Скольких мужчин держали в клетке, прикованными к кровати? Мы через всё это уже проходили, и не раз. Так что, попрошу не шутить на эту тему.

Он вскочил и прошёлся по фобу от стены до стены и обратно. А мы со Зверёнышем молчали, не рискуя даже перекинуться шокированными и перепуганными взглядами. Наконец, остановившись, Сергей положил обе руки на прозрачную часть стены фоба, за которой медленно плыла почти непроглядная водяная мгла и проговорил:

– Я лучше не буду об этом говорить сейчас, это всё так сложно и тонко, а дипломат из меня хреновый. Просто поверь, пожалуйста. Ты не цесаревна, не Ёлка, не студентка Детского корпуса, ты – Оля Стержнева, дочь моей сестры и, когда мы вернёмся домой, она сама всё тебе расскажет. О тебе, о себе, о нашем мире, обо всём, о чём ты только захочешь узнать. Подари ей эту маленькую радость, она это заслужила, прошу. Что же касается меня, я очень рад, что ты нашлась, но…

Меня вдруг накрыло волной небывалого разочарования. Не знаю, почему я не задумалась об этом сразу, и не пойму, что в последних словах Сергея натолкнуло меня на неутешительную мысль, но доверие вдруг лопнуло, осыпавшись к моим ногам кучкой стеклянных брызг, а в сердце снова поселился холод.

– Я? – голос вдруг осип и почти пропал. – Я нашлась?

– Ты, конечно. Кто же ещё? – он удивлённо посмотрел на меня и отошёл от стены.

Нет, совершенно точно, Сергей и не собирается вспоминать про Тоську. Для него, как и для всего остального мира, она была просто дурочкой, идиоткой, моей глупой ласковой Тенью. Она была ею для Цезаря, для Могилевского и Палача, для Евангелины… Мои неожиданно нашедшиеся родственники не стали исключением. Кто она для них? Пустое место, ноль без палочки, ненужное, досадное, раздражающее существо. Она вообще никому не нужна, кроме меня.