Полночная чума - Грег Кайзер

— Кого-кого? — не понял Оппель.

— Не кого, а что. Я имею в виду канистры. Пусть он покажет тебе, где они хранятся у них с Волленштейном. Если не ошибаюсь, это в небольшом черном здании, похожем на бункер, рядом с полем, — пояснил Каммлер. — Возьми грузовик и поставь в него канистры. В первую очередь нужно погрузить их, а потом уже все остальное.

Нет, он не допустит, чтобы с его «могильщиками» что-то случилось. Не хватало, чтобы они попали в руки к англичанам и американцам. Он перевезет их в Миттельверк и зарядит ими ракеты. А в сентябре…

— Поживее, делай, что тебе сказано! — поторопил он Оппеля.

Отдав салют, тот потащил толстозадого парня к ближайшему грузовику и принялся выкрикивать приказы. От кучки солдат отделились двое и подошли к Каммлеру, остальные забрались обратно в грузовики. Оппель сел в кабину одного из них. Мотор грузовика сначала тонко заскулил, затем затарахтел и по-настоящему ожил. Вспыхнули фары, высвечивая узкую дорогу, что вела мимо главного здания фермы. Вслед за первым ожил мотор второго грузовика, и тот кряхтя выкатился через ворота со двора на дорогу. Там он свернул налево, в сторону Шеф-дю-Пона.

— А что делать с ним? — крикнул эсэсовец от входной двери в лабораторию. Ему было поручено охранять Ниммиха.

Каммлер на миг задумался, затем покачал головой.

— Пока ничего. Пусть сидит внутри. Главное, не спускай с него глаз.

Адлер воспользовался моментом, чтобы закурить сигару.

— А где этот мерзавец Волленштейн? — поинтересовался он.

Каммлер дернулся, обернулся и сосчитал оставшихся во дворе. Он сам, Адлер и два эсэсовца.

— Его нет, — сказал он. — Нигде.

С этими словами он направился к двери фермы. Адлер, пыхтя сигарой, увязался за ним.

У двери их встретил эсэсовец, который затащил Ниммиха внутрь дома.

— Доктор сбежал, — испуганно доложил он.

— Тогда поди найди его, — рявкнул Адлер из-за плеча Каммлера. — Ты меня слышишь?

— Англичанин, его тоже нет, — пролепетал эсэсовец.

— Тогда найди обоих! — гаркнул Адлер, а Каммлер подумал: если так орать, то в один прекрасный день сердце у толстяка не выдержит.

— Приведи ко мне Ниммиха, — велел он эсэсовцу, а двоим другим, что стояли у него за спиной, приказал: — Идите за ними. Они не могли далеко уйти, особенно англичанин.

Эти двое тотчас шагнули внутрь и исчезли в лабиринте коридоров в поисках второго выхода, через который, по мнению Каммлера, сумели улизнуть с фермы Волленштейн и англичанин.

Тем временем перестрелка звучала уже значительно ближе.

Они шли вдоль темной дороги, шагая в затылок друг другу по самому ее краю, чтобы не идти по грязи. Первым шел Бринк, следом за ним Аликс. Замыкал колонну Кирн.

Самолеты улетели, и парашютисты, которых они сбросили на землю, производили ужасный шум. Справа — точнее, с северо-запада — стреляли. Еще более ожесточенная перестрелка слышалась впереди, постреливали также с юга и с запада. Что ж, им это даже на руку, потому что позволит как можно ближе подойти к ферме, которая находилась прямо возле дороги.

Бринк приподнял ногу, стряхивая налипшие комья грязи, и вновь опустил. Двигались они медленно, причем не только по причине раскисшей дороги. Ему было слышно, как Аликс за его спиной надрывно втягивает в себя воздух. Еще немного, и она рухнет без сил. Шагавший позади нее Кирн тоже задыхался. Больны. Оба.

Впрочем, ему самому передышка тоже не помешает. Бринк медленно набрал полную грудь воздуха; увы, даже несмотря на глубокий вздох, легкие так и не наполнились. Он перегнулся пополам и в следующий миг почувствовал, как ему на плечо легла рука Аликс.

Слава богу, она ничего не сказала, иначе бы он точно пропустил глухой удар, который донесся со стороны живой изгороди.

— Эй ты, неуклюжий болван, живо вставай! — прошептал чей-то голос с явственным американским акцентом.

И тут, как назло, Кирна начал бить кашель. Долгий, надсадный.

Американцы, не долго раздумывая, открыли огонь. Еще секунда — и живая изгородь занялась пламенем. Бринк рухнул в самую грязь, увлекая за собой Аликс. Пули свистели сквозь листву и ветки, причем сразу со всех сторон — и сзади, и сбоку, и у них над головой.

— Черт побери, кто дал приказ стрелять?! — прозвучал другой голос, причем довольно близко, и Бринк успел уловить акцент. Говоривший был родом из Техаса или из Оклахомы. Его собственный сосед по комнате, когда он второй год жил в Миннесоте, был сыном врача из Уорики, небольшого городка рядом с Ред-Ривер, и у него был похожий акцент.

— Флэш! — крикнул этот голос.

Бринк не понял. Что за Флэш?

— Флэш, черт побери!

И тут до него дошло. Это был знак, пароль. Увы, ответ на него был ему неизвестен.

Он привстал на одно колено.

— Откуда мне знать ваш чертов…

Он не договорил, потому что в следующий миг раздался лязг металла о металл, и, мысленно перебрав возможные действия, остановился на том, которое, как ему казалось, было менее всего чревато дурными последствиями. А именно — как можно громче крикнул:

— Пять ноль пять, рота Д!

Он вполне мог быть в ее составе: большинство парней, что играли в бейсбол за команду парашютного полка, были из числа ее бойцов.

В ответ в темноте прозвучало всего одно слово:

— Господи!

Затем раздались еще три выстрела, и сквозь кустарник, не разбирая, где свои, а где чужие, просвистели пули.

— Эй, живо прекратите! — крикнул обладатель техасского акцента. Или он все же из Оклахомы?

— Не стреляйте, я американец. Я играл за роту Д. В нашей команде еще были Митчовски и Айвз. Они тоже из роты Д. Айвз, он у нас был питчером…

— Не стреляйте, черт побери! — рявкнул техасец на своих товарищей. — Я к вам сейчас подойду, — добавил он, имея в виду Бринка. В следующее мгновение из кустов показалась мужская фигура. Впереди ее перерезала какая-то темная линия, не иначе как карабин. Выйдя на дорогу, американский солдат присел на корточки. За ним из кустов тотчас начали вылезать другие, один за другим, и наконец, спустя минуту, показался последний.

— Эддисон, пять ноль пять, рота Е. Кто ты такой, черт побери? — спросил техасец.

— Мое имя Бринк. Только не подходите к нам, — выпалил он на одном дыхании. — Держитесь на расстоянии. Футов пяти-шести достаточно.

С этими словами Бринк вытер с лица грязь и выложил Эддисону короткую версию их истории. Он опасался, что не сможет убедить парашютистов в правдивости своего рассказа и будет вынужден пустить в ход свое теперь никому не нужное звание, лишь бы вынудить Эддисона им помочь. Но стоило ему сказать, что существует нечто такое, что способно убить тысячи бойцов, которые высадятся на этом берегу ранним утром, как у Эддисона нашелся только один вопрос.