Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

Автомобиль в Шанхае, конечно, был нужен как для использования в служебных целях, так и для поднятия престижа в обществе, так как в Шанхае почти каждый клерк, получавший больше трехсот долларов в месяц, имел собственную машину. В данном случае, признавал Дидушок, можно было купить за несколько сотен долларов небольшую подержанную машину, которая вполне отвечала бы всем требованиям, и ее можно было бы в любой момент без убытка ликвидировать, а не выбрасывать кучу денег на дорогую машину.

Дидушок затруднялся сделать однозначный вывод, что в данном случае сыграло большую роль в вынужденном отъезде «Алексеева»: неумение создать себе прочный фундамент или предательство одного из технических сотрудников фотографии. По справедливому мнению Дидушка, со стороны «Алексеева» было весьма легкомысленно использовать для своей «крыши» фотоателье, не имея ни малейшего понятия в этом деле. В этой ситуации Дидушок делал упрек и Центру, отмечая, что тут «Алексеев» был ни при чем: Центр направляет за рубеж разведчика и не знакомит его с техникой фотографии, чем он должен владеть по определению.

Как следовало из отчета Дидушка, «Алексеев» подобрал помещение для фотоателье в качестве «крыши», закупил необходимое оборудование и принял на работу сотрудника.

После отъезда «Алексеева» автомобиль, приобретенный им, перешел в распоряжении Горбатюка («Громова»), который его использовал как для личных, так и для деловых поездок.

Квартирная обстановка «Алексеева» и оборудование фотоателье частью были расхищены, частью находились у Гогуля. При распродаже оставшегося имущества можно было рассчитывать только на «пару сотен долларов».

Дидушок лично не склонен был обвинять «Алексеева» во всех его ошибках. Вина, по его мнению, ложилась на тех, кто его послал: нельзя посылать за границу людей без стажа и опыта. Как результат – ненужные расходы и переорганизация резидентуры.

«Алексеев» по прибытии в Шанхай, писал Дидушок, получил от Горбатюка источник («Иностранца»), материалы которого и использовались при составлении сводок. Попросту их переводили на русский язык и без указания источника пересылали в Харбин или Центр.

Более подробную характеристику «Иностранца» – важного и ценного источника – Центру удалось получить много позже. Кроме этого «Иностранца» «Алексеев», по словам Дидушка, набрал еще шестерых китайцев по рекомендации ЦК КПК. Китайцы в большинстве своем являлись бывшими «мелкими» офицерами или учителями и нигде не служили. Попытка их «трудоустроить» в интересовавших разведку местах ничего не дала: китайцы или сами не желали устраиваться, или просто-напросто им это не удавалось сделать. Китайский аппарат, таким образом, кроме сильного обременения бюджета, никакой пользы не принес. Было неясно, почему «Алексеев», видя всю бесполезность китаппарата, своевременно не избавился от него. Понимая всю трудность однозначного ответа, Дидушок тем не менее подчеркивал, что подобная ошибка характерна для многих резидентов, «строивших» аппараты на количестве, а не на качестве.

У Дидушка сложилось впечатление, что руководство «Иностранцем» было весьма слабое, если не сказать больше: почти никаких заданий ему не давалось, за исключением общего характера, ни один вопрос с ним не отрабатывался, да и не мог быть отработан по причинам, кроющимся в самом резиденте. Дидушком, у которого, как мы уже отмечали, были такие полномочия, китайская агентура была ликвидирована. Оставлен был только один китаец для связи с ЦК, причем этот человек представлялся самым надежным.

Горбатюк произвел на Дидушка выгодное впечатление: энергичный, развитой, волевой человек, «…умеет держать конспирацию, осторожный и имеет понятие о технике работы по нашей линии».

После проведенной реорганизации в Шанхае под руководством Горбатюка остались Наталья Никандрова (связь), «Иностранец» и китайский агент, который был на связи у Гогуля, снявшего помещение, которое использовалось как складское в интересах резидентуры.

Горбатюк налаживал выполнение полученных от Центра заданий, в том числе и составление бюллетеней английской и китайской прессы. С первым номером этого бюллетеня Дидушок ознакомился, сличая содержание бюллетеня с содержанием английских газет, которые он прочитывал, будучи в Шанхае. По его мнению, бюллетень был довольно слаб. Политическая часть была освещена поверхностно, совершенно отсутствовала информация о приездах и отъездах официальных лиц. По одним этим сведениям, систематически их обрабатывая, можно было составить если не дислокацию частей китайской армии, то по крайней мере выяснить фамилию и место жительства многих китайских военачальников, до командира дивизии включительно. Возможность поставить подготовку бюллетеня «на широкую ногу» у Горбатюка имелась, причем без всяких расходов с нашей стороны. Достаточно было послать ему как образец бюллетень правления КВЖД с указанием, в «какую сторону расширить». По мнению Дидушка, Горбатюк налаживал эту работу, но нуждался в инструктаже.

Официальное положение Горбатюка, по мнению Дидушка, имело ту выгоду, что при опытном руководстве можно было использовать Горбатюка как «первичного вербовщика». Опираясь на собственный опыт, Дедушок утверждал, что люди, искавшие связи с разведкой, легче всего находили ее через советских официальных или полуофициальных представителей; вариантов было много. И некоторые из таких вариантов и были обсуждены Дидушком с Горбатюком, с тем чтобы использовать их на практике.

На положительную оценку Дидушком Горбатюка не повлияли и негативные сведения, полученные о последнем в Шанхае. Дидушок встретил здесь одного своего харбинского знакомого, русского, вращавшегося в артистических кругах. Как выяснилось, приятель этого знакомого служил шофером у Горбатюка. Наводящими вопросами Дидушок выяснил, что, по рассказам этого шофера, будто бы Горбатюк широко живет, «…имеет двух баб, кроме жены, и собственный автомобиль, будто бы кутит часто».

Насколько это соответствовало действительности, в короткий срок проверить было трудно, принимая во внимание и то обстоятельство, что, когда дело касалось советских официальных деятелей, особенно их личной жизни, тут и представители эмиграции, и иностранные корреспонденты частенько из мухи делали слона. Поэтому Дедушок напрямую спросил Горбатюка, какое амплуа он придумал для своей частной жизни, дабы не было подозрений, что он кроме официальной работы занимается еще какой-нибудь деятельностью. Горбатюк на это заявил, что он проводит такую линию, чтобы за ним установилась репутация человека пустого, любящего покутить, интересующегося женщинами и постоянно катающегося на автомобиле. Ответ Горбатюка показался Дидушку резонным. Хотя он и отметил, что в таких случаях трудно установить, где кончается маскировка и начинается человеческая слабость.

Наталья Никандрова в шанхайской резидентуре поддерживала связь с «Иностранцем» и с Горбатюком. Дидушок видел ее два раза, и она произвела на него положительное впечатление. Он писал о Никандровой, что она женщина неветреная, ибо уже немолодая, довольна спокойной, обеспеченной жизнью, изучает английский язык. О ней думают, как обо всех русских женщинах, что она приехала устраиваться в Шанхай, т. е. найти себе любовника. Дидушок ей посоветовал для маскировки ходить иногда в дансинг танцевать, этим она убьет двух зайцев: по ее поводу не будет сомнений, а кроме того, у нее появится возможность завести нужные знакомства. И Горбатюк, и «Иностранец» посещали Никандрову. В этой связи Дидушок указал Горбатюку, что ему надо бывать у Никандровой только в исключительных случаях.