Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

Лыжня шла через через пару полей и затем плавно сползала через лес к реке. Весь маршрут составлял приблизительно около 6–8 километров. Уже перечисленные зимние забавы и еще не названные (например, хоккей) развлекали владельцев и их многочисленных друзей в морозные короткие дни, но они всегда имели возможность согреться в большом теплом доме около огня большого камина в холле. Георгий очень любил лежать перед уютным огнем на огромной шкуре белого медведя.

Рождество всегда отмечалось весело. Щербатовы посвящали праздникам целую неделю, потому что после завершения празднований около собственной елки, длившихся 2–3 дня, они затем посещали еще елки, которые устраивали деревенским детям в школах. Князья отправлялись в путь на крестьянских санях, обычно использовавшихся для перевозки дров и продуктов. Делались особые длинные дышла, начинавшиеся в верху (от лошадей) на расстоянии примерно в метр друг от друга и расширявшиеся к низу приблизительно до трех метров и довольно близко расположенные к земле. Эти дышла соединялись вместе тонкими деревянными планками и проволокой. Получившиеся таким образом сани покрывались сеном и большими коврами.

На вершине кучи сена — кучер (чаще всего княгиня Ольга Александровна), который должен был стоя править тройкой, остальные сидели и лежали на ковре. Такая поездка доставляла всем большое удовольствие. Другой забавой рождественской недели, ее организовывала лично Щербатова, было катание детей на тройке с бубенцами, которая буксировала целое семейство маленьких саней — числом до двадцати.

Средства передвижения расставлялись по размеру от самых больших и до самых маленьких, почти не имевших места даже для одного маленького ездока. Княгиня объявляла заранее о дне и маршруте, тот, как правило, имел протяженность 4 или 6 километров. И желающие должны были стоять и ждать вдоль пути, а затем занимать свой «вагон», следуя указаниям кнута. Когда княгиня неслась впереди, управляя тройкой, последние санки переворачивались от быстрого движения, подминая под себя их обладателя. Таковой была барская жизнь в Васильевском, в то время как столичные строгоновские дома медленно умирали.

Весной 1913 года врачи запретили князю Щербатову поездку в Египет, и потому в нарушение обычного распорядка семья встретила весну в Мариевке. Георгий Александрович запомнил эти дни на всю жизнь из-за своего ужасного сна. В мемуары он занес следующие строки: «…Все мы были в общей гостиной, которая смотрела на большой фруктовый сад, деревню и холмы на горизонте. Был поздний вечер и над холмами появилось кровавое, самое ужасное, которое только можно себе представить, облако. Можно было почти физически ощутить как эта форма зла заполонила все небо. Затем первой исчезла тетя Мисси, потом мой брат и, наконец, отец. Наконец полная темнота покрыла все и возникло устойчивое предчувствие скорых ужасных событий». Несчастье не заставило себя долго ждать, ибо вновь наступило роковое для Строгоновых второе десятилетие века…

На архитектуре васильевского дома, который являлся собственностью князя А.Г. Щербатова, сказались англофильские воззрения его супруги Ольги Александровны, урожденной графини Строгоновой. Как и брат, граф Сергей Александрович, она, в полной мере сохраняя патриотизм, видела в Британской империи образец для империи Российской. Абстрагируясь от национального характера дома, можно заметить, что его замковый характер в полной мере соответствовал желанию владельца жить подобно древнему князю во главе дружины, правда, склоняясь в силу еще полностью не изжитого космополитизма перед английскими установлениями в быту. Строительством собственного «замка», как и возведением любого другого дома иным владельцем, Щербатов и его супруга выказывали претензии на новую ветвь рода. Это нормальная претензия. Другое дело, что облик этого конкретного здания предвещает защиту от врагов и тем самым является предсказателем грядущего смутного времени. Наше знание «феодала» показывает, что он действительно был мудрецом и на самом деле предвидел политико-экономическое развитие России.

По иронии судьбы, именно граф С.А. Строгонов, в начале 1880-х яростно выступавший, вслед за дедом, графом Сергеем Григорьевичем, против введения в России парламентаризма, против разрушения крестьянской общины и люмпенизации города, спустя тридцать лет, лишившись части своего имущества, должен был убедиться в своей правоте, в пагубности выборного начала для страны. В ночь с 3 на октября 1912 года домовую контору его дворца ограбила шайка, в составе которой находился бывший депутат Государственной думы.[184]

Пять лет назад, весной 1907 года, в Санкт-Петербург в качестве депутата от крестьянской курии триумфально прибыл 30-летний Алексей Федотович (Тимофеевич) Кузнецов, потомственный кузнец Тверской губернии, обещавший землякам содействовать передаче земли от помещиков крестьянам. Он стал депутатом небольшой фракции эсеров, но, несмотря на некоторые способности к ораторству, к законодательной деятельности оказался не готов. Попав несколько раз в неприятные истории, ему пришлось сложить с себя полномочия еще ранее того, как II Государственная дума была распущена 1 июня 1907 года.

Вернувшись на родину, он пожелал вернуться к своему ремеслу. Кузнецова вскоре за какую-то кражу арестовали и посадили в тюрьму, где он пользовался особым уважением за необыкновенный факт (депутатство) своей биографии. Проведя в заключении два года, он близко сошелся со знаменитым медвежатником, колоритным латышом Яном Петерсом по кличке Васька Страус (Штраус). Это знакомство сыграло решающую роль в его судьбе после того как манивший его Петербург не оставил ничего иного кроме членства в воровской шайке.

Преступная группа громко заявила о себе летом 1912 года, последовательно разгромив в июле-августе три столичных магазина. И хотя «улов» оказался более или менее значительным только в первый раз (тогда удалось добыть 10 000 рублей), обозначился почерк, замеченный полицией. Дерзкая мысль ограбить Строгоновский дворец возникла у Кузнецова, имевшего кличку «Депутат» и игравшего роль доводчика (наводчика), после встречи с земляком Иваном Чугуновым. Тот, член артели паркетчиков, участвовал в реставрации старинного здания, затеянной графом. Подавленный авторитетом «знаменитого человека», Чугунов за 50 рублей согласился не только составить план домовой конторы, где находились сейфы, но и посодействовать злоумышленникам в проникновении во дворец. Для этой цели был придуман предлог: передача дворнику струбцины, за которой зайдет некий человек, знакомый паркетчика.

Обладая планом и имея повод для проникновения, Кузнецов и Петерс приступили к исполнению довольно примитивного плана. Вечером 3 октября «Депутат», представившись купцом из Соликамска, интересовавшего художественными сокровищами знаменитых Строгоновых, заболтал дворника, и тот, пропустив «Страуса» и его сообщника внутрь, не обратил внимание на то, что они остались внутри, и закрыл на ночь те самые дубовые ворота, которые еще со времен Растрелли охраняли неприкосновенность дома. Примерно в 6 утра Кузнецов открыл ворота, чтобы дать возможность сообщникам покинуть здание с награбленным.