Одержимый - Шарлотта Физерстоун

Взглянув на парня, Линдсей отметил, каким слабым и болезненно истощенным тот казался. Незнакомец умирал, и его болезнью был опиум.

– Ну же, мистер! Как насчет этого? Немного опиума – и немного наслаждения взамен? – Молодой человек – в сущности, еще совсем мальчик – наклонился вперед и доверительно зашептал: – Могу ублажить вас своим ртом. И, судя по тому, что я вижу в ваших брюках, под этой тканью прячется кое-что внушительное!

Линдсей уронил трубку на пол. Поднявшись, он увидел, как глаза мальчика с надеждой распахнулись и засияли.

– Я знаю, что вам нужно, уважаемый. Такой сильный мужчина любит, чтобы его член время от времени ласкали ртом, не так ли?

– Бери это! – с отвращением прорычал Линдсей и обернулся, чтобы забрать свой пиджак.

– О чем вы, уважаемый?

– Ты можешь сесть здесь. Я возьму другую трубку.

Линдсей оставил свой тюфяк и подошел к Чану, чтобы взять еще один комплект для курения.

– Как насчет задней комнаты? – Хозяин заведения показал в сторону пары темно-красных атласных занавесок, расшитых драконами.

Обычно Линдсей никогда не сидел в задней комнате, предпочитая роскошь собственного восточного логова. Он любил уединение, а курение в компании себе подобных его не прельщало. Многих же, напротив, тянуло в притон именно из-за возможности побыть в обществе других одержимых курильщиков. Но Линдсей не любил, когда его беспокоили. Курение дарило ему уединенные моменты мечтаний и восхитительного предвкушения мига, когда он сдастся в блаженный плен соблазнявшего его опиума.

Чан развел в стороны занавески, и Линдсей проследовал за ним. Это был другой мир – мир восточного декаданса. Повсюду мелькала плоть – корчившаяся, извивающаяся. Завитки дыма поднимались и танцевали, обвивали сплетенные тела. Аромат обольстительных паров неудержимо манил Линдсея.

Именно этого он и жаждал. Спасения. Бежать, бежать от себя и ничего не чувствовать. Мозг уже пульсировал, настойчиво напоминая о потребности в опиуме. Аромат заставил пульс участиться, дыхание стало резким, прерывистым.

Черноволосая красавица, обнаженная, направилась к Линдсею, простирая к нему руки:

– Пойдем. Я о тебе позабочусь.

И Линдсей вслепую последовал за ней, повинуясь зову опиума.

– Вэлери, иди к черту, – сердито проворчал Линдсей и зарылся лицом в подушку, пытаясь отгородиться от огней и звуков окружавшей его жизни.

– Я был там последние три дня, с вами.

– За это я тебе и плачу, – не преминул напомнить Линдсей. – Лучше принеси мне еще одну трубку.

Заметив, как нахмурился камердинер, Линдсей многозначительно взглянул на него из-под ресниц и с нажимом добавил:

– Пожалуйста.

– Вы убиваете себя, – прокряхтел Вэлери под весом Линдсея, перекатывая того на спину.

– Ну и прекрасно. Возможно, и воспоминания наконец-то умрут.

– Послушайте меня, – фыркнул Вэлери, сжав лицо хозяина большими загрубелыми руками и от души его тряхнув. – Вы не можете желать смерти. Конечно, сейчас вы думаете именно так, но наверняка пожалеете потом, когда будет уже слишком поздно.

– Вряд ли. Боюсь, у меня есть немало других сожалений, которые я считаю более серьезными.

Вэлери сердито взглянул на Линдсея, пытаясь поднять того с подушек:

– Мне кажется, это не смешно, милорд.

– Неужели? А я-то думал, что наконец-то развеселился. В конце концов, здесь слишком мрачно – с тобой, постоянно пророчащим, будто я плохо кончу.

– А какой еще конец может вас ждать? – огрызнулся Вэлери.

– Я не пытаюсь прикончить себя, если именно на это ты намекаешь. Боже праведный, твои причитания слишком драматичны, на мой взгляд. Кроме того, это отдает плохой оперой, которую ты мог видеть в Ковент-Гарден. Что-то вроде «Измученный аристократ, превратившийся в раба опиума». – Линдсей издевательски растягивал слова, злобно глядя на камердинера. – Это напоминает те романы издательства «Минерва», которые обычно читает моя мать. Сплошные мелодрамы, больше рекламной шумихи, чем сюжета!

– Если вы не пытаетесь убить себя, тогда какого дьявола этим занимаетесь?

– Пытаюсь выжить, Вэлери, – тихо произнес Линдсей, – единственным известным мне способом.

– Я никогда еще не видел вас столь одержимым опиумом.

– Это потому, что раньше я никогда не употреблял так много опиума. Думаю, я постепенно качусь по наклонной плоскости. Меня затягивает в омут, Вэлери, и это просто чертовски хорошо! Настолько хорошо, что я уже не могу представить себе, как можно вообще обходиться без опиума.

– Весьма сомнительное заявление, милорд.

Линдсей воззрился на камердинера:

– А ты когда-нибудь стоял в траве босой, подставляя лицо сияющему солнцу, когда-нибудь распахивал руки широко-широко и вертелся до тех пор, пока у тебя не начинала кружиться голова – так сильно, что ты падал на землю? А когда открывал глаза, синее небо над головой тоже кружилось – точно так же, как верхушки деревьев и облака… И ты мог просто вот так лежать, наблюдая за миром в этом восхитительном вращении, заставляющем тебя улыбаться. Боже, я вспоминаю этот мир, когда вдыхаю пары опиума! Именно это, Вэлери, он и дает мне. Блаженное спокойствие. Ощущение, что все вокруг просто и невинно.

Линдсей слабо улыбнулся, вспоминая те дни легкости и покоя. Тогда между ним и возлюбленной не было ни опиума, ни сожалений, ни предательств. В этом безмятежном мире существовали только он и Анаис. Сейчас Линдсей был уже не таким юным, чтобы по-прежнему кружиться под солнцем, раскинув руки, но он не отказал бы себе в этом удовольствии, если бы рядом была Анаис… Линдсей представлял, как она смеется и визжит, а он наблюдает за ней. Как они кувыркаются по земле, и он, вскинув ее наверх, растягивается на траве, притворяясь, будто смотрит на небо, а сам конечно же смотрел бы на нее, чувствуя, как его тело оживает под прикосновениями ее роскошных форм. Анаис видела бы в нем рыцаря в сияющих доспехах, победителя страшных драконов.

Целомудрие и безмятежность… Все это было теперь безвозвратно потеряно, и лишь опиум возвращал Линдсея в те прекрасные времена. Он все больше и больше уступал своей бесплотной любовнице, позволяя ей управлять разумом и телом. Он зависел от нее, помогавшей заглушить боль. Он отчаянно нуждался в ней, но не для того, чтобы умирать, – для того, чтобы жить. Или, по крайней мере, существовать.

Отважный рыцарь ушел, осталась лишь тусклая тень охотника за драконами.

– Вы ступили на очень опасную извилистую дорогу, милорд. Вам необходимо побороть эту зависимость.

– Никогда не говори наркоману, что ему необходимо, Вэлери, если, конечно, ты не считаешь, что ему необходимо увеличить дозу, – резко бросил Линдсей, раздраженный нотациями Вэлери и его непониманием того, как сильно хозяину нужен опиум. Не только психологически, но и физически. – Вот, кстати, именно то, что мне действительно нужно. Ну а теперь дай мне мой опиум и проваливай, найди себе другое занятие. А то я приглашу сюда какого-нибудь китайца, уж он-то управится гораздо быстрее, захватив солидную порцию наркотика!