Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд

– О да, более высокие требования, чем быть твоим случайным мимолетным увлечением, Саммер. Но оказалось, что ты превосходишь все мои требования. Ты само совершенство.

Ее сердце вспыхнуло от радости.

– Ты само совершенство, – повторил он, крепче сжимая ее талию. Снова они качались в тишине. – Так… судя по твоей идее насчет стипендий… ты уделила этому серьезное внимание.

Она тяжело вздохнула, будто обруч сжимал и отпускал ее сердце в ритме без ее контроля так, чтобы она должна была хватать воздух всякий раз, когда могла.

– Ты не должен бросать Париж ради меня. И если мы найдем квартиру с камином, со мной все будет в порядке.

Скупая улыбка Люка, которую Саммер уже научилась понимать, означала, что веселье и счастье лились в нем через край, и он не знал, что с этим делать.

– Саммер, иногда ты должна отпустить свое прошлое.

– Я знаю. – Она посмотрела через верх гамака на океан и уверенно кивнула. – Я буду сидеть на Марсовом поле и смотреть, как вокруг Эйфелевой башни сверкают фейерверки, и мне будет на нее наплевать. Мм… А ты будешь сидеть со мной? Ты ведь не должен работать в День взятия Бастилии?

Он негромко рассмеялся:

– Я ведь и о себе говорю. Я тоже хочу отпустить мое прошлое. Я не хочу провести жизнь, соперничая с тем ребенком из метро. Мне нравится тот ребенок. Это же он завоевал сердце принцессы? И мне все больше нравится мысль о солнечном свете, лаванде и садике, в котором я смогу расслабиться с моей семьей.

Счастье Саммер росло и росло.

– А как ты думаешь, если мы поедем на юг Франции, то сможем взять практикантов и учеников Джейми и Кейд?

– Что?

Саммер объяснила:

– Ты сказал, что я знаю, как сделать все это совершенно самостоятельно.

Он взглянул ей в глаза, и она уверенно кивнула.

– Конечно, меня можно убедить, – с сожалением признался он, расправляя волосы Саммер по веревкам гамака. – Если этого хочешь ты, я все сделаю.

– Возможно, мы даже сможем пригласить кого-нибудь из детей с острова, кому это на самом деле будет интересно. Кто умирает от желания увидеть остальную часть мира. А может, они будут просто навещать нас.

– И я стану таким же, как мой приемный отец.

Улыбка Люка стала необычной – тревожной, но и заинтригованной.

– Будут приемные дети и ученики. – Саммер руками накрыла его ладони. – Но только без горячего парафина.

Он покачал головой. Его пальцы переплелись с ее пальцами и немного сжали их.

– Сейчас уже никто не использует горячий парафин, Саммер. И моя приемная мать была… очень жесткой. Совсем не такой, как ты. Ты привнесла бы… теплоту.

Он прижал ее ладони к своему лицу и, казалось, мысленно вернулся в прошлое, когда мечтал о такой теплоте для себя.

– Он хороший человек, ты же знаешь, – сказал он мягко. – Он считал, что поступает так, как лучше для нас. Странно даже подумать, что ты могла бы помочь мне стать еще лучше.

В его голосе прозвучало тихое сомнение, какое могло бы быть у гусеницы, утверждающей, что верит в бабочек.

– Я люблю тебя, – сказала она, и его лицо расплылось в улыбке.

– Любовь льется у тебя через край, – удивленно заметил он. – Я должен был окружить тебя собой той первой ночью, когда ты появилась в отеле, и не дать тебе уйти. И теперь ты могла бы мне доверять. Жаль, что я был таким высокомерным идиотом!

Саммер кивнула.

Он засмеялся, а потом опять стал серьезен.

– Саммер, ты ведь сможешь научиться вверять мне себя? Я знаю, что еще не совсем гожусь для этого, но я умею заботиться о красивых и драгоценных вещах. И я люблю тебя. Я по-настоящему, искренне люблю тебя, хоть и плохо могу это выразить. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

Она чувствовала, что с каждым его словом светится все ярче и ярче. Но твердо заявила:

– Я не вещь. Ни для кого. Думаю, мне тоже надо этому учиться.

Он начал поднимать и переплетать пряди ее волос, но замер.

– Это означает, что я больше не буду играть с тобой?

Она покраснела.

– Об этом я вообще не говорю. Тсс.

От удовольствия Люк тихо засмеялся. Саммер чувствовала, что он возбуждается, но он, казалось, не торопился что-либо делать.

Она немного приподнялась и теперь смотрела на него сверху вниз.

– Мой ответ прост. Если ты сможешь доверять мне, то и я смогу доверять тебе. Если же нет, все у нас пойдет прахом.

В лунном свете Люк казался Саммер безупречно прекрасным. Он лежал в гамаке точно так, как она представляла себе раньше. Вплоть до звезд в его глазах, когда он смотрел на нее.

– Если ты поверишь в то, что я всегда буду любить и заботиться о тебе, стараться не причинить тебе боль и пытаться дать тебе все, в чем ты нуждаешься, то… это будет величайшей честью для меня, Саммер. Но мне понадобится твоя помощь.

– Надеюсь, что так, – ответила она. – Потому что я никогда не захочу стать всего лишь вещью в нашей паре.

Он улыбнулся и обнял ее за талию.

– А мне будет нужно, чтобы ты дарила мне твою мягкость и нежность, твой дерзкий, прекрасный солнечный свет. Просто излей его на меня и доверь мне его, Саммер. Я того стою. Уверяю тебя.

– Люк. Конечно же, ты того стоишь.

Его лицо осветилось, и наступил один из тех редких моментов, когда можно было видеть все великолепие в нем.

– Видишь? Вот что мне нужно.

При этих словах она почувствовала, что быть мягкой и солнечной – не так уж и плохо. Возможно, даже замечательно и удивительно.

– Я люблю тебя, – торжественно повторила она. – Я знаю, что раньше говорила эти слова другим мужчинам слишком часто. Извини. Я всегда пыталась найти того, кого смогу любить.

– Я знаю. – Он поцеловал ее ладони. – Думаю, я всегда это знал. Не извиняйся за свое прошлое, Саммер. Просто… остановись. Остановись на мне. Больше никого не ищи.

– Я и остановилась. Когда я в первый раз набросилась на тебя и ты посмотрел на меня твоим… взглядом, мне показалось, что я вернулась точно туда, куда и должна была вернуться. Но, думаю, с того мгновения, как я попала сюда, я очень повзрослела. Возможно, достаточно, чтобы следовать за таким правильным человеком, как ты.

Люк остановился в двери, ведущей в сад, и оперся плечом о косяк. Дневная усталость покидала его, уступая место радости. Саммер сидела на деревянных качелях в беседке, а шестилетняя Осеан устроилась у нее на коленях. Был один из тех моментов, когда старшая дочь по-прежнему должна получать свою долю маминого времени.