Валашский дракон - Светлана Лыжина

Если сын православного государя женится на католичке, то неизбежно пойдут недобрые слухи. Раз жена католичка, то неужели главный герой сказки, ради возвращения себе свободы и трона, сделался католиком, а?

«Ой, сколько же объяснений придётся давать, когда вернусь в Румынию», – думал Влад. Он и сам был удивлён, когда ему рассказали, что благодаря унии, заключённой во Флоренции между католической и православной церковью лет тридцать назад, стало возможно то, о чём раньше никто и помыслить не мог – так называемые «смешанные браки». Правда, не все православные страны признавали унию, и Румыния до сей поры не признавала, но Влада убедили в том, что смешанный брак это сейчас лучший выход, чтобы ни одна из сторон не чувствовала себя ущемлённой. Влад не стал бы переходить в католичество, а невесте перейти в православие не позволили бы родственники, да она и сама не хотела.

Венчание должно было пройти по латинскому обряду. Детей, рождённых в этом браке, следовало «делить» между церквями: сыновей воспитывать в вере отца, а дочерей – в вере матери.

Влад сперва настаивал, чтобы и дочери воспитывались в православной вере, но затем уступил, когда узнал, что семья, из которой происходила невеста, ему хорошо знакома. По правде сказать, он не ожидал, что тестем его станет тот самый Ошват Силадьи. Тот самый, с которым они вместе били турок в Болгарии.

Пятнадцать лет прошло с тех пор, но если раньше Ошват считал Влада другом, то теперь смотрел на будущего зятя косо. Влад же стремился восстановить дружбу, вернуть расположение Ошвата уступками и примирительными разговорами.

– Что это ты, Ошват? Неужели до сих пор в обиде на меня за то, что я много лет назад отказался идти с тобой ловить Махмуда-пашу? Мне самому жаль, что мы его не поймали и что твоего брата казнили, но ведь ты знаешь, что я не мог пойти с тобой. Мне нужно было позаботиться о своих людях.

– Ты всегда делаешь то, что выгодно тебе, – ворчал Ошват, который, постарев, ещё сильнее напоминал своего старшего брата Михая, но только по виду, а не по речам.

– Да брось, – улыбнулся Влад.

– В прошлый раз ты воспользовался моими воинами для своих целей, а теперь ты поступаешь так же в отношении моей дочери.

– Матьяш сам предложил мне её в жёны. Разве я могу отказаться? Да и твою дочь никто не принуждает.

– Матьяш наплёл ей невесть чего. Сказал, что она обязана тебе помочь, просто по-христиански, а она согласилась, потому что всегда была добрая душа. Будь моя воля, я бы никогда не отдал мою Илону тебе. Даже если то, что говорят про твои дела, враньё, ты слишком стар.

Из-за этих слов Влада одолевали сомнения: «Не кажусь ли я дураком?» Принято считать, что жениться после сорока – плохо. Уж сколько пословиц говорят о старых мужьях – и не перечесть. Румыны обычно говорили, что в двадцать лет мужчину женят родители, в тридцать он женится сам, а в сорок лет его женит бес. «Помнишь ту пословицу? – спрашивал себя Влад. – А теперь ты сам под конец пятого десятка ввязался в такое дело. И придётся объяснять каждому встречному, что дело здесь в политике, а не в бесе».

Знакомство с невестой случилось незадолго до свадьбы. Илона сильно робела. Стоило Владу взглянуть на неё, тут же утыкалась в вышивание. После свадьбы она осмелела, и робость на поверку оказалась скромностью, а ещё проявились терпение и доброта. Правда, недавний узник отчего-то не слишком радовался добросердечной жене. К мужу она относилась, словно к безнадёжно испорченному ребёнку, – не сердилась, напрямую не перечила, а только уговаривала. Например, уговорила посещать купальни, находившиеся недалеко от города, – дескать, туда ходит вся придворная знать, и там можно завести полезные знакомства, да и вода целебная, помогает от боли в суставах и ещё от чего-то.

Приходилось покоряться, потому что супруга давала дельные советы, а если просила о чём-то, то ради общего блага: «Это человек важный. Давай пригласим его к обеду». И всё же было досадно, что супруга порой знает больше тебя и водит, как поводырь слепого. Иногда Влад намеренно переставал следовать советам, но Илона не отступала, уговаривала и уговаривала.

Лучше бы жена оказалась вздорная – вздорной жене можно без всяких церемоний указать её место. А попробуй повоюй со снисходительной, которая старается не замечать раздражённый тон мужа и мысленно повторяет: «Господи, прости неразумца».

Снисходительность к чужим недостаткам – одна из главных христианских добродетелей, и эта добродетель обезоруживает, крепко придавливает к земле – не продохнуть. Временами хотелось бежать, бежать куда-нибудь, где добродетелью и не пахнет.

В венгерской столице, расположенной по другую сторону Дуная, наверняка было много домов, где гостей принимают, а имени не спрашивают. Не случайно Его Величество предупреждал: «Смотри, кузен, веди себя пристойно. Помни, ты породнился с королём, и я не желаю слышать жалоб на тебя ни от кого». Лучше всяких предупреждений сдерживало отсутствие денег. Жениться на богатой ещё не значит самому стать богатым – не разгуляешься.

«Да, супруга властвует над тобой, но и ты можешь властвовать над ней, если завладеешь её мыслями», – говорил себе Влад. Первые две недели после свадьбы ему казалось, что он сумел, несмотря на свои годы, приятно удивить молодую женщину, волею судьбы оказавшуюся рядом. Однако со временем стало понятно – мысли, предметом которых он пробовал стать, уже заняты чем-то или кем-то другим.

Временами, забыв про вышивание, жена подолгу сидела молча и смотрела в одну точку. Могло показаться, что взгляд направлен в окно, но нет.

– Куда ведут дороги, по которым ты только что путешествовала? – спрашивал Влад.

Мечтательница отмалчивалась либо отвечала что-то невразумительное.

Что касается младшего Влада, то, как только дом в Пеште перестал служить местом временного пребывания под стражей, сын поселился у отца. Правда, юноша не стремился навёрстывать упущенное время, проведённое без родителя, а болтался по городу. Винить в этом следовало старого знакомца – Джулиано.

В один из дней молодой флорентиец неожиданно появился на пороге. Пришёл без приглашения, но аккурат к обеду:

– До меня дошли слухи, что господин Дракула обрёл свободу и тут же в некотором смысле её потерял, добровольно попав в самый приятный плен из всех существующих на свете. Как только я узнал, то поспешил сюда – поздравить и с освобождением, и с пленением…

Узнав, что за гость пожаловал, Илона, конечно, пригласила его остаться, а тот во время трапезы тонко льстил «хозяйке жилища» и мимоходом заметил, что его учитель охотно нарисовал бы её портрет.

Ухищрения гостя оказались напрасны, и тогда, поняв, что заказ получить не удастся, флорентиец решил закрепить выгодное знакомство иным способом – узнав про интерес младшего Влада к библиотечному делу, заговорил о типографии Андрея Хесса:

– Она находится почти рядом с моим домом и выходит окнами на площадь Девы Марии, где рыбный рынок. Неужели молодой господин там не был? Удивительно! Этот немец, Хесс, вот уже два года как наладил своё дело. Многие ходят туда посмотреть на производство печатных книг и говорят, что это просто чудо. Я понимаю почему. Ведь на всё королевство типография единственная!