Валентина. Леоне Леони - Жорж Санд

– Отлично, – заметил он, ничуть не смущаясь, – но заключим условие: если я солгал, я уйду отсюда и никогда больше не переступлю этого порога; если же я сказал правду, утверждая, что Леони поручил мне поговорить с вами по поводу лорда Эдвардса, вы позволите мне зайти с ним к вам нынче вечером.

С этими словами он вынул из кармана письмо, на конверте которого я узнала почерк Леони.

– Да! – воскликнула я, увлеченная неодолимым желанием узнать свою судьбу. – Да, обещаю.

Шальм медленно развернул письмо и передал мне. Я прочла:

– Теперь, – сказал Шальм, когда я кончила читать, – я пойду за лордом Эдвардсом.

Я закрыла лицо руками и долго-долго молчала, не сходя с места. Но внезапно я спрятала это проклятое письмо за вырез платья и резко дернула за шнурок звонка.

– Пусть горничная уложит мне портплед, – сказала я вошедшему лакею, – и пусть Беппо подаст гондолу.

– Что вы собираетесь делать, дорогое дитя? – спросил удивленный виконт. – Куда вы хотите ехать?

– К лорду Эдвардсу, по-видимому, – отвечала я ему с горькой усмешкой, смысла которой он не разгадал. – Ступайте, предупредите его, – продолжала я, – скажите ему, что вы заработали ваши деньги и что я лечу к нему.

Он начал понимать, что я неистово глумлюсь над ним, и замер в нерешительности. Не сказав более ни слова, я вышла из гостиной, чтобы переодеться в дорогу. Затем я сошла вниз в сопровождении горничной, несшей портплед. В ту минуту, когда я собиралась сесть в гондолу, я почувствовала, как чья-то рука нервно ухватилась за мою накидку. Я оглянулась и увидела Шальма, испуганного и в полном смятении.

– Куда же вы? – спросил он срывающимся голосом.

Я торжествовала: мне удалось поколебать невозмутимость этого негодяя.

– Я еду в Милан, – отвечала я, – и заставлю вас потерять те две-три сотни цехинов, что обещал вам лорд Эдвардс.

– Одну минуту, – сказал виконт, свирепея. – Верните мне это письмо, или вы никуда не уедете.

– Беппо! – крикнула я вне себя от гнева и страха, устремляясь к гондольеру. – Избавь меня от этого распутника, который того и гляди сломает мне руку.

Все слуги Леони считали меня очень мягкой и были мне преданы. Беппо молча и решительно взял меня за талию и снял с лестницы. При этом он оттолкнулся ногой от последней ступеньки, и гондола отчалила в ту минуту, как он перенес меня на борт с поразительной ловкостью и силой. Шальм с трудом удержался на лестнице и чуть было не свалился в канал. Он бросил на меня взгляд, которым словно клялся мне в вечной ненависти и неумолимой мести».

«Я приезжаю в Милан, проведя в дороге круглые сутки и не давая себе времени ни на отдых, ни на размышления. Я останавливаюсь в гостинице, адрес которой мне дал Леони. Я спрашиваю его, на меня смотрят с удивлением.

– Он здесь не живет, – отвечает камерьере[26]. – Он остановился у нас по приезде, снял маленькую комнату, где положил свои вещи; но приходит он сюда только для того, чтобы забрать письма и побриться, и затем снова уходит.

– Но где же он живет? – спросила я.

Я заметила, что камерьере смотрит на меня с любопытством и как-то нерешительно и что, то ли из уважения, то ли из сострадания, он медлит с ответом. Я из скромности не стала настаивать и велела провести себя в комнату, что снял Леони.

– Если вы знаете, где его можно застать в этот час, – сказала я, – ступайте за ним и скажите, что приехала его сестра.

Через час Леони появился и бросился ко мне с распростертыми объятиями.

– Подожди, – промолвила я, отступая, – если ты меня обманывал до сих пор, не добавляй нового преступления ко всем тем, что ты уже совершил по отношению ко мне. Вот, взгляни на это письмо – оно написано тобой? Если твой почерк подделали, скажи мне об этом сию же минуту, ибо я надеюсь и задыхаюсь от нетерпения.

Леони бросил взгляд на письмо и стал мертвенно-бледным.

– Боже мой! – воскликнула я. – А я-то полагала, что меня обманули! Я ехала к тебе почти в полной уверенности, что ты не участвовал в этой подлости. Я твердила себе: он причинил мне много зла, он меня уже обманул, но, несмотря ни на что, он меня любит. Если действительно я его стесняю и приношу ему вред, он сказал бы мне это примерно месяц тому назад, когда у меня было еще достаточно мужества, чтобы расстаться с ним, но он бросился к моим ногам и умолил остаться. Если он интриган и честолюбец, ему не нужно было меня удерживать: ведь у меня нет состояния, а моя любовь не приносит ему никакой выгоды. С чего бы ему сейчас жаловаться на мою навязчивость? Чтобы прогнать меня, ему достаточно сказать лишь слово. Он знает, что я горда: ему не следует опасаться ни слез моих, ни упреков. Для чего ему было меня унижать?

Я не выдержала; хлынувшие потоком слезы сдавливали мне горло и не давали говорить.

– Для чего было мне тебя унижать? – вскричал Леони в отчаянии. – Чтобы избежать лишнего угрызения и без того истерзанной совести. Тебе этого не понять, Жюльетта. Сразу видно, что ты никогда не совершала преступления.

Он замолчал; я упала в кресло, и мы оба замерли в каком-то оцепенении.

– Бедный ангел! – воскликнул он наконец. – Да разве ты заслужила участь подруги и жертвы такого негодяя, как я? Чем ты прогневила Бога до своего рождения, несчастная девочка, что он тебя бросил в объятия отверженного, из-за которого ты погибаешь от стыда и отчаяния? Бедная Жюльетта! Бедная Жюльетта!

И в свою очередь он разрыдался.

– Полно, – сказала я, – я приехала, чтобы выслушать твое оправдание или вынесенный мне приговор. Ты виновен, я прощаю тебя и уезжаю.