Малахитовый лес - Никита Олегович Горшкалев

разве можно причинить кому-то боль, зная, что тогда она вернётся к тебе? Сколько живём уже, на сколькие вопросы уже дали ответы, но до сих пор сами для себя остаёмся загадкой. Но было бы наивно полагать, что если каждый увидит эти связи, так все сразу избавятся от дурных помыслов, нет… Конечно, нет. Даже мне это не под силу.

– Мне кажется, оно тебе и ни к чему, – сказал Астра и открыл глаза. – Ты один из лучших представителей своего рода.

– Мне лестно слышать эти слова от тебя, но – нет, всё далеко не так. Не получилось из меня бенгардийца, – усмехнулся, вздохнув, Алатар. – Последний и худший представитель своего рода. Какая ирония! Но я стараюсь, стараюсь быть хорошим.

– И кому же ты сделал плохо? – простодушно улыбался Астра. – Часто те, кто сделал много добра, ругают и принижают себя среди остальных почём зря.

– Давай условимся: впредь мы больше не будем возвращаться к этому разговору, – Алатар заметно забеспокоился, заходив кругами. – Никогда. Я не уберёг свой народ. Поступок, недостойный бенгардийского тигра. Но… но есть и другое. Но я предпочту, чтобы это другое ушло со мной в могилу.

– Я же сказал, что ты можешь мне доверять, – подступил к нему Астра. – Обещаю, что никому-никому ничего и никогда не расскажу! Я умею хранить секреты, сохраню и эту бенгардийскую тайну.

– То не бенгардийская тайна. Это моя, личная… Нет, Астра, и точка.

– Как пожелаешь, – расстроенно сказал Астра и спросил: – А что я только что увидел? Что это было?

Алатар, успокоившись, смягчённо ответил:

– Незримые связи. Шестая бенгардийская тайна. С помощью незримой связи можно найти всех, с кем ты когда-либо взаимодействовал в этом мире, будь то случайный прохожий, с которым вы однажды обменялись взглядами, или твоя семья. Каждая ниточка ведёт к конкретному живому существу.

– А как я узнаю, какая – к кому? – спросил Астра.

– Ты почувствуешь, – ответил Алатар. – Сердце подскажет тебе. Подчас оно куда мудрее головы. Незримые связи – первое, с чего начинается обучение овладению искрой. Без меня тебе их пока не увидеть. Но я показал тебе незримые связи, чтобы рассказать о тенебре.

– Что такое тенебра?

– Раньше, до того, как артифекс послал вам малахитовую траву, считалось, что творить можно только при свете. И те, кто бил себя в грудь кулаком, убеждая в истинности этого высказывания, – заблуждались. Артифекс, появись он в эту минуту, предстал бы перед тобой не в белых одеждах, но в чёрных. Именно тьма – прародитель всего сущего, она – земля, а свет – росток, бьющий из неё. Так вот, после того, как ты растворишься в вечности, твоё сознание не погибает. Но ему открываются новые горизонты. Каждому артифекс даёт по своему клочку земли, «островку», где тебе дана воля творить всё что душе угодно. Там не будет границ и ограничений, только одно – твоё воображение. Ты волен построить себе дом, целый город с его жителями, да что там город – целый мир, а то и миры! Претворить в жизнь любых существ, даже тех, что раньше были выдумкой и мифом. Да, как с помощью малахитовых кистей и красок, только без кистей и красок. Играть своими творениями, словно фигурками на шахматной доске. Писать свои законы, придумывать собственные правила. Но есть одно но… Ты ограничен тем, что успел вобрать в свою голову при жизни, – все впечатления, образы, предметы, места… Других условий нет.

– То есть душа существует? – внимал каждому слову Алатара Астра. – И колыбель – всё правда?

– Истина, Астра, – склонил голову бенгардиец. – В нас всех есть бессмертное начало.

– Но о каких образах и местах может идти речь, если родился, например, младенец и…

– Любишь ты такие заковыристые вопросы… – закусил губу Алатар. – Но они неизбежны, когда имеешь дело с мыслящим кинокефалом. Значит, этот младенец будет качаться в колыбели: ему уже пришлось видеть её в утробе матери. Он обретёт покой. И этого будет достаточно тому, кто не успел встретиться лицом к лицу со страданиями мира.

– Не проще ли тогда будет, ну… – Астра замялся, – покончить с этой жизнью и, как ты говоришь, открыть новые горизонты? Разве это не оправдание самоубийству?

– Ну, у тебя и вопросы, Астра, – покачал головой Алатар. – Подобный выбор не только нарушает естественный порядок вещей, но и… как бы тебе объяснить… Тут возникает некоторого рода парадокс: выбор этот хоть и делается по свободной воле, одновременно он рушит все события, которые могли произойти не столько из-за твоих действий, а сколько из-за действий тех, кому бы ты мог придать движения, но уже не придашь. Но… вот ты попробуй, объясни матери, потерявшей так сына или дочь, что её дитя вероломно покусилось на космический порядок. Поэтому этот парадокс и существует – давать надежду тем, кто её лишился. Как бы то ни было, мне известно, что будет с тем, кто решается трусливо распрощаться с жизнью: в момент такой смерти душу заполняет безутешная тоска, сильнее тоски по родному дому, горечь и самая тёмная печаль, вытесняя всё доброе и хорошее. И нет больше будущего, даже там, где есть всё. И ты сам становишься тьмой… Астра, могу я спросить тебя? – серьёзно обратился к нему Алатар.

– Конечно, спрашивай, – юный кинокефал заёрзал на мшистом валуне, постукивая по нему пяткой.

– Скажи честно: кто-то из твоих друзей, может, из близких не… – Алатар нарочно не закончил свой вопрос, подразумевая, что его окончание будет понятно любому, и тревожно оглядел неспокойное лицо Астры. – Ты, конечно, вправе не отвечать на мои вопросы, как и я на твои, но если вдруг твою душу что-то тяготит, выложи мне всё прямо здесь, сейчас, и тебе станет легче. Из всех моих добродетелей я больше всего ценю умение слушать и слышать.

– Нет, нет, что ты! – испуганно засмеялся Астра. – Не было ничего такого! И ничего меня не тревожит. А спрашиваю я лишь из праздного любопытства, только и всего, – он прижал подбородок к груди и теперь сидел, всматриваясь вдаль.

– Астра, ты приоткрыл для меня дверь, но я большой, а проём узенький, и мне в него не протиснуться. Распахни дверь своей души пошире, и, может быть, нам обоим будет проще. От меня же требуешь откровений – несправедливо, – Астра оробел и сильнее вжал подбородок в грудь, повинно отводя блестящие под его длинными ресницами голубые глаза в сторону. Алатар продолжал: – А я вижу тебя без искренника. Вы все для меня как открытая книга.

– Да, ты это уже говорил, – сорвавшимся голосом, полушёпотом сказал Астра. Но дверь души