На крыльях. Музыкальный приворот - Анна Джейн

– Витя, – укоризненно сказала Софья Павловна, а супруг лишь махнул рукой.

Келла, его родители и сестра приблизились к столу с Журавлями, поздоровались, и Келла вручил Софье Павловне, Ирке и Ниночке по букету хризантем – цветы заставила купить мать, сказав, что иначе неудобно. Строгановы-Софьины сели напротив Нины и ее семьи. Старшие братья Келлы и прочие родственники должны были приехать завтра утром – на само торжество.

Виктор Андреевич и Александр Михайлович смотрели друг на друга одинаково задумчиво и не слишком доброжелательно. Оба пока что молчали, зато их супруги разговорились – обе женщины отнеслись друг ко другу довольно приветливо, и в их разговор включилась болтливая Ирка. Таня и Сережа сразу друг друга заинтересовали, стали переговариваться и хихикать.

Келла сел напротив Нины, которая с деланой радостью понюхала свой букетик и мило поблагодарила жениха, а после, пряча телефон под столом, написала ему сообщение, в котором ясно давала понять, что уважает только розы, а сам Синий – козел. Он стал писать ей ответ, а Марина Сергеевна шикнула на сына, чтобы тот положил телефон и уделил время семье невесты. Ниночку это рассмешило, и она обозвала Келлу маменькиным сыночком – естественно, по телефону.

Виктор Андреевич и Александр Михайлович тем временем сосредоточенно ели бифштексы и сверлили друг друга подозрительными взглядами.

Первый терпеть не мог сотрудников органов правопорядка, полагая, что все они, как один, идиоты и взяточники, а второй весьма недолюбливал бизнесменов, небезосновательно считая всех их потенциальными преступниками.

– Может быть, тост поднимем? – весело поинтересовалась Ирка. – За счастье молодых!

Молодые посмотрели на нее довольно недружелюбно. Оба: и Келла, и Нинка сидели за столом с кислыми лицами. Келла нервничал, а Нинка ненавидела весь мир и даже больше.

Однако и они подняли бокалы с сухим красным вином, чтобы выпить за свою дальнейшую супружескую жизнь.

– Кислятина, – поморщился папа Келлы. Человеком он был прямым и привык говорить все, что думает.

– О, вы, наверное, к беленькой привыкли, – мигом отреагировал дядя Витя, который лично выбирал бутылку. И остановился, между прочим, на весьма дорогом напитке французского разлива какого-то там крайне удачного года! Положа руку на сердце, вино не нравилось и ему, но не пасовать же перед этой наглой рожей?!

– Или что там у вас в полиции пьют? Конфискованный коньяк? – продолжал дядя Витя.

– У нас в полиции не пьют, – сурово возразил Александр Михайлович.

– А выпивают, – вставил вовремя Журавль-старший.

– Выбивают, – поправили его сурово. – Показания. Не сталкивались с подобным? – в его голосе был неоднозначный намек.

– Да вот как-то не доводилось. Наблюдал только, как зубы в полиции выбивали. Давайте-ка я вам лучше водки закажу, – стал махать официанту дядя Витя.

– Не стоит, – стальной взгляд темных глаз поверг бы в некоторое смятение кого угодно, но только не Виктора Андреевича.

– Да это бесплатно, – махнул он рукой, явно издеваясь. – Угощаю, как принимающая сторона.

– Подачек не брал и брать не буду, – сообщил ему Александр Михайлович.

Обстановка за столом накалялась.

– А быть может, вы нам расскажете, как познакомились? – попыталась разрядить атмосферу Марина Сергеевна, обратившись к сыну и его невесте.

– Расскажи, – тотчас переложил ответственность на невесту Келла.

– А? – не сразу поняла она. – А, как познакомились…

В ее памяти огнем тотчас вспыхнула сцена годичной давности, где она бегала от синеволосого придурка по гримерке, а после угрожала туфлей с острым каблуком. А потом он украл ее сумку и шантажировал.

– Нам тоже очень интересно, – поддержал Марину Сергеевну дядя Витя, явно издеваясь.

– Ну, знаете, все произошло так внезапно, любовь всегда внезапно стреляет в наши сердца. – Нина собралась с духом и начала:

– Это был теплый майский день…

– Ефим же вчера сказал, что вы в апреле познакомились, – удивленно приподнял бровь Александр Михайлович.

Девушка досадливо поморщилась.

– Ах, да, апрельским теплым вечером нас совершенно случайно свела судьба. Я пришла на концерт симфонического оркестра – исполняли Чайковского, и так вышло, что Ефим сидел рядом, в партере. Мы наслаждались музыкой и не замечали друг друга – я до сих пор думаю, что бы было, если бы так и не заметили? – Ниночка вздохнула горестно. – А после концерта я случайно забыла свою сумочку на сиденье – так, знаете ли, прониклась Чайковским. Ефим увидел ее и догнал меня. Я была ему очень благодарна! Ведь в сумочке было все: и деньги, и документы… Так прозаично мы и познакомились, и Кел… Ефим пригласил меня на свидание. – Тут Ниночка опустила глаза, словно застеснявшись. – И так вышло, что мы стали встречаться… Совпадение взглядов, вкусов…

– Особенно музыкальных, – поддакнул музыкант, которому всегда нравилось, как складно врет Журавль.

– … точек зрения… Ефим, – погладила Нина парня по щеке со сладенькой улыбочкой, – такой замечательный. Очень заботливый и нежный.

Виктор Андреевич закатил глаза. Нежности он в этом «гнусном панкообразном» не видел ни грамма. Только наглость. Небось упивается, что знаменитость.

– И добрый. Как папа, – добавила девушка. И теперь уже Келла закатывал глаза. Быть похожим на дядю Витю ему совсем не хотелось. А доброты он в нем не находил совершенно. Александр Михайлович, кажется, тоже. Он неопределенно хмыкнул и вновь принялся за мясо.

– А как Ефим за тобой ухаживал? – спросила Таня. История любви Нины и брата казалась ей жутко романтичной. Она тоже хотела себе парня-музыканта. Даже просила Ефима познакомить ее с кем-нибудь из группы, но старший брат отчего-то яро воспротивился и заявил ей: «Лучше учись, а не дурью страдай!»

– Ефим дарил мне цветы и подарки. Мы гуляли по берегу ночной реки. И один раз даже были на крыше и смотрели на звезды… Ой, – спохватилась Ниночка, увидев, как волком на нее смотрит собственный отец, для которого прогулки дочери по каким-то там непонятным крышам в ночное время суток были дикостью. – Папа, не ругайся, это было всего раз… Мы смотрели на звезды, разговаривали о поэзии, философии…

– Откуда нашему Фимке что-то о поэзии знать? – искренне удивился его отец. Он отлично помнил, как сын прогуливал литературу. А учительница, которая была их соседкой с третьего этажа, приходила жаловаться.

– Между прочим, любимый поэт Фимы – Маяковский, – пропела Нинка, и Келла мрачно на нее глянул – в поэзии, тем более, футуристов, у него был большой пробел. – Он, знаете, мне декламировал на крыше: «Ведь, если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно?» А я слушала, смотрела в небо и думала, как мне безумно повезло, что он у меня есть.

– Какая тонко чувствующая натура, – покачал головой Виктор Андреевич не без издевки. – А продекламируй мне еще какой-нибудь стих? Вот чтобы душу вынуло!