Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше - Эрих фон Манштейн

Неожиданный для Советов прыжок через морскую бухту удался. Когда противник вступил в действие на южных высотах, наши штурмовики из бригады Циглера и пехотинцы 22-й и 24-й дивизий уже закрепились на берегу, одно за одним уничтожая огневые средства на склонах южного берега. Пехота поднялась на плоскогорья. Тот же успех ждал нас и на позициях Сапун-горы. На левом фланге 54-го армейского корпуса 50-я дивизия и вновь введенная в бой 132-я пд с полками 46-й дивизии из района Гайтаны и южнее начали атаку высот вблизи Инкермана и южнее его. Их огнем поддерживала артиллерия, дислоцировавшаяся на северном берегу бухты. В атаку пошел и румынский горно-стрелковый корпус. А с рассветом перешел в атаку на Сапун-гору 30-й ак, поддержанный дальнобойными батареями 54-го ак и последовательными воздушными налетами 8-го авиакорпуса люфтваффе.

В то время, когда корпус демонстрировал артиллерийский огонь наступления по всему фронту, 170-я пд 54-го ак начала штурм Федюхиных высот. Наступление сопровождалось кинжальным огнем зенитного артиллерийского полка, штурмовыми орудиями и батальоном танкеток. Дивизия вышла на обе стороны основной дороги, овладела фронтальным участком в северном, восточном и южном направлениях, что обеспечило корпусу возможность подтянуть на высоты другие свои соединения.

С успешной переправой через бухту, занятием Инкерманских высот и прорывом 30-м ак Сапунской позиции судьба Севастопольского гарнизона была предрешена.

Слушая рассказ генерал-фельдмаршала о боях за крепость, я просил его как можно подробнее осветить события тех дней, и по возможности, припомнить встречи с конкретными людьми, жившими вблизи Севастополя. Ведь среди них могли оказаться люди, с которыми (или с их родственниками) я был лично знаком… За время наших длительных бесед он привел множество любопытнейших историй, героями которых оказывались местные жители. К тому же у меня появлялся шанс узнать об одних и тех же событиях из разных уст, с разных точек зрения, и – анализировать самому. Вот взять, к примеру, жительницу станции Мекензиевы горы Клавдию Штевневу, до и после войны жившую в станционном путейском домике. Еще в 50-е годы с ее слов мне было известно, что у нее был сын-летчик, погибший в годы войны. Подробности гибели никогда и никем не озвучивались. И вот, много лет спустя, совершенно случайно, я услышал от генерал-фельдмаршала как все произошло.

На левом берегу речки Бельбек вблизи Камышловского моста упал подбитый советский бомбардировщик ТБ-3. Членам экипажа, в числе которых был и второй пилот старший лейтенант Игорь Штевнев, удалось выжить, выбросившись с парашютами. Игорь приземлился в расположение одного из полков 22-й Нижнесаксонской дивизии и, естественно, его доставили в IV отделение соединения. Проводивший допрос офицер гестапо услышал, что летчик не хочет умереть прежде чем не повидается с матерью, проживавшей в 10–15 минутах ходьбы отсюда, на станции. Офицер выполнил просьбу юноши; так как к этому времени советская часть, находящаяся в районе станции отошла к Инкерману, а сама территория еще не была занята немцами, то за матерью летчика был послан дозор. Женщину доставили в гестапо, где она встретилась с сыном, и, причитая, все просила сохранить ему жизнь, отпустив домой. На что ей отвечали, что это невозможно хотя бы потому, что органы СМЕРШа сразу же расстреляют и сына и ее.

В это время в расположении отделения гестапо появился командующий. Вошедший в домик генерал-полковник фон Манштейн, получив доклад от офицера IV-го отделения, пожелал увидеть мать и сына. Когда он вошел в помещение, русский офицер поднялся со скамьи и встал по стойке «смирно». Женщина, не дав ему говорить, стала умолять немецкого генерала отпустить сына. Фон Манштейн, выслушав ее просьбу, дал тот же ответ: вас расстреляют свои же… но довод этот казался матери неубедительным. Тогда командующий отпустил их домой.

Уже после того, как Севастополь был занят полностью частями 54-го ак, начальник отделения гестапо корпуса кратко описал в своем рапорте продолжение той истории. Старший лейтенант рано утром был арестован сотрудниками СМЕРШа. Кто-то из соседей доложил куда следует, и сына на глазах матери… разрезали пилой пополам. Очевидно, чтобы не было повадно другим жителям Крыма не считать немцев палачами, а видеть в них Людей, верящих, что они освобождают русских и других от еврейско-большевистской кабалы…

Эрих фон Манштейн говорил, что последние бои в городе не могли ни изменить судьбы Черноморской крепости, ни принести существенной пользы Советам с точки зрения общей оперативной обстановки.

– Даже для сохранения чести оружия эти бои были лишними, ибо подчеркиваю – русский солдат поистине сражался достаточно храбро! Он дрался за свою жизнь, понимая, что политическая система не заботится ни о его жизни, ни тем более о его чести. А лишь требует продолжения бесполезной, бессмысленной борьбы, делая его заложником…

Соединения 54-го ак, заняв центральную часть города, вели бой все дальше в глубину Севастополя. Корпус, выделив часть сил, начал наступление на позиции противника на окраине города, в полосе боев оказался знаменитый еще с Крымской войны Малахов курган, за который было пролито немало крови в XIX веке.

Еще 29 июня 30-й ак оперативно подтянул 170-ю пд, 72-ю пд, 28-ю лпд и стал продвигаться с Сапун-горы для захвата Херсонеса. 28-я лпд захватила Английское кладбище, прорвала внешний оборонительный рубеж юго-восточнее Севастополя. На самом же кладбище Советы оборудовали основной опорный пункт; мраморные памятники, которые еще в 1904–1906 годах были поставлены к 50-летию Крымской войны русскими моряками Черноморского флота английским солдатам, были разрушены большевиками, и из них сооружены брустверы, ими укреплены траншеи. (Впрочем, чему удивляться, – это было характерно для большевистского режима; в начале 20-х гг. в Петербурге были разрушены Смоленское лютеранское и православное кладбища, а плитами могил выложена так называемая Октябрьская набережная; кощунство инородцев над истинными русскими… – Авт.) Новые мертвецы лежали у могил, развороченных снарядами.

Дивизия начала продвигаться на запад. Объектом атаки 170-й дивизии стал маяк на мысе Херсонес, – на том месте, откуда тысячелетия назад смотрела Ифигения, «ища душою землю греков». Романтично? Мне нравится эта фраза, я, если ты помнишь, оставил ее в книге… Наша 72-я пд наносила удар вдоль южного побережья; вначале она овладела господствующей высотой, что дало корпусу возможность пользоваться главной севастопольской дорогой. В арьергард ей следовала горно-стрелковая дивизия, которая с тыла нанесла удар вблизи Балаклавы. В результате тех боев в плен было взято более 17 000 солдат и матросов.

Мы предполагали, что противник окажет последнее сопротивление на позиции, расположенной на окраине Севастополя. А в городе вновь и вновь передавался по радио приказ Сталина держаться до последнего человека. Словно все: и люди, и стены, и волны морские были обязаны сохранить этому человеку власть! …даже не жизнь – Власть! Нам было известно, что все жители города, способные носить оружие, в том числе и женщины, органами НКВД и ГУГБ были загнаны на передовую. В числе самых активных, кто загонял женщин на передовые позиции, была и секретарь Севастопольского горкома партии еврейка Сарина. Правда, сама она оружие в руки не взяла, а сбежала на Кавказ.