Принц теней - Рэйчел Кейн

Я слышал, как она негромко вскрикнула, когда вонзила кинжал себе в грудь.

Брат Лоренцо вздрогнул всем телом, сдавленно охнул – и теперь уже мне приходилось поддерживать его и тащить на себе прочь отсюда.

Джульетта Капулетти покончила с собой. Мой кузен и граф Парис были мертвы. Проклятие Меркуцио действовало.

Мне вдруг стало нестерпимо жарко, пот ручьем бежал по моему телу, одежда промокла насквозь. Я чувствовал подобное, когда стоял перед бабушкой, – жарился и страдал от невозможности находиться в другом месте, где угодно, только не здесь…

Впрочем, нет. Не где угодно.

Я знал, где я должен быть. Мое тело само указывало мне путь, словно компас, стрелка которого всегда указывает на север. Один лишь взгляд на лицо Розалины… одно прикосновение к ее губам – как призрачное обещание… вот чего я хотел. Хотя нет, не просто хотел – мне это было необходимо. Огонь может согревать в холода – но он может и сжечь дом дотла. И именно это я и почувствовал: огонь, который сжигает все на своем пути, который нельзя унять. Безумие.

Я дышал, и дышал, и дышал… а позади уже слышались крики стражников, которые нашли трупы.

– Я отвлеку их, синьор, бегите! – раздался голос Бальтазара.

И прежде чем я успел остановить его, он развернулся и побежал в обратном направлении, стараясь привлечь к себе внимание стражи.

– Нельзя, чтобы они нашли здесь вас, ведь вы Монтекки, – произнес брат Лоренцо. Он подтолкнул меня вперед: – Я объясню им все, что здесь произошло. Бегите же.

Я слышал, как его схватили и потащили прочь. А сам я спрятался за ближайшим склепом – по горькой иронии, это оказалась усыпальница Монтекки, где сейчас покоилась моя только что почившая сестра. Отсюда я наблюдал за склепом Капулетти.

Появились еще факелы и фонари – это хорошо одетые, знатные горожане покинули свои постели и пришли посмотреть, что здесь происходит. Герцог Эскала, а с ним Капулетти и его жена. Я был слишком далеко, чтобы что-нибудь расслышать, но крики синьора Капулетти могли бы растопить даже самое каменное сердце.

Я шел прочь, чувствуя себя совершенно разбитым и сломленным: меня словно магнитом тянуло к опустевшему дому Капулетти. По пути я встретил своего дядю, который с безумным видом несся по улице, чтобы присоединиться к остальным на кладбище, – он пробежал мимо меня, даже не заметив. Дядя явно был не в себе, и я схватил за руку его слугу Джанни.

– А где моя тетушка? – спросил я. Она всегда была стойкой и решительной, она обязательно захотела бы сопровождать дядю в таких исключительных обстоятельствах.

– О, синьор, такое горе нынче вечером случилось – тетушка ваша перестала дышать, и никому не удалось ее оживить. Она умерла от горя, не вынеся разлуки с сыном, а теперь все плачут и кричат, что Ромео мертв, и Джульетта умерла, и граф Парис! Это правда?

Моя тетушка умерла в своей постели.

Я отпустил его, не в силах осознать это известие.

– Это правда, – ответил я. – Присмотри за дядей. Слишком много всего сразу на него навалилось, я боюсь за его рассудок.

Джанни кивнул и поспешил за хозяином.

А я побрел в противоположном направлении, по вскипающим, проснувшимся улицам, полным горожан, которые передавали друг другу из уст в уста слухи о войне, о жертвах, о предательстве и убийцах.

«Проклятие на оба ваши дома», – услышал я шепот Меркуцио и его безумный смех.

– Ты уже отомстил, – сказал я его призраку, который, казалось, крался за мной в темноте этой ночи. Я чувствовал головокружение и задыхался, хотя жадно хватал ртом воздух. – Пусть будет так, брат мой, пусть будет так… пора остановить это.

Но этот призрак не был моим другом Меркуцио, он был соткан из горя и гнева, и он не знал сострадания и милосердия. Он шел со мной мимо этих едва проснувшихся, обескураженных людей, толпящихся у мутных фонарей, по Пьяцца-дель-Эрбе, и мимо фонтана, украшенного изваянием Мадонны, по узким улочкам, которые вели ко дворцу Капулетти. В воздухе висело напряжение, я на каждом углу встречал сторонников Капулетти, которые дрались со сторонниками Монтекки, они бросались друг на друга с криками «Убийцы!» и «Душегубы!», даже не зная толком, что произошло.

Кто-то пробежал мимо меня, вопя, что луна поменяла цвет и стала кроваво-красной, а другой кричал, что синьор Орделаффи повесился на дереве в собственном саду, а я все шел и шел, не узнанный никем в своей серой неприметной одежде.

Принц Теней. Я был сейчас в своем мире, потому что все вокруг – это была игра теней, и мне казалось, что солнце больше никогда не взойдет над Вероной.

Двери дворца Капулетти были заперты, но я вошел вслед за служанкой, которая выскочила оттуда с полным фартуком краденого серебра. Хаос и разрушение. Весь мир сошел с ума…

«Вернись!» – кричал мне внутренний голос, но огонь внутри меня был слишком силен, он гнал меня вперед, вперед, вперед, в холл, мимо мужчин и женщин Капулетти, которые были слишком испуганы, чтобы пытаться мне воспрепятствовать… Один слуга посмелее выступил было вперед, чтобы преградить мне дорогу, но я достал меч – и он сразу ретировался.

Двери покоев Джульетты были открыты, ее кормилица без движения лежала на ковре около кровати с задернутым пологом, в одной руке она сжимала четки.

Дверь Розалины была закрыта на ключ изнутри.

Я постучал в нее ладонью. Я ничего не говорил, потому что знал, что она там и знает, что это я. Я ощущал ее присутствие даже через дверь, мне чудилось даже, что я как будто чувствую ее легкое дыхание у себя на лице.

– Нет, – сказала Розалина. Голос ее будто ударил меня по ушам, столько в нем было отчаяния и печали, и я постучал снова, уже более настойчиво. – Нет, Бенволио, ради всего святого, вы должны уйти. Мы должны быть сильнее этого. Мы двое – последние в своем поколении в обоих домах. Если мы умрем…

Если мы умрем – проклятие закончится. Наверно. А может быть, оно только начнет набирать обороты, уничтожая все более дальних родственников. Но разве не все человечество, в конечном итоге, восходит корнями к одному роду – роду Адама и Евы? Так что же, в конце концов проклятие Меркуцио должно уничтожить всех живущих ныне на земле?

– Мне все равно, – проговорил я. Мой собственный голос казался чужим и незнакомым. – Мне наплевать на смерть, на гордость, на проклятие. Мне не наплевать только на вас, Розалина, и я знаю, что вы чувствуете то же самое. Я знаю…

– Это проклятие, – ответила она. Я слышал, как она плачет, а еще – как скрипит ключ в замке, словно она собирается повернуть его, но потом не поворачивает. – Должен же быть способ остановить все это, спасти нас. Вы должны узнать этот способ!

Она вытащила ключ и отбросила его в сторону. Я слышал, как звякнул металл об камень, когда ключ упал на пол. Приложив глаз к замочной скважине, я увидел Розалину, прильнувшую к двери с той стороны. Я видел только краешек ее бледного лица и локон волос, но и этого было достаточно, чтобы впасть в отчаяние.