Шелепин - Леонид Млечин

Физически Никита Сергеевич был еще крепок и мог работать. Его помощник Владимир Лебедев рассказывал писателю Корнею Чуковскому о Хрущеве:

«Работает с семи часов утра. Читает документы, корреспонденцию. Потом разговоры по телефонам. Приемы до семи вечера. Ни минуты свободной. Вообще можно сказать, что это самая тяжелая жизнь, без малейшего просвета – и врагу не пожелаю такой. Разве иногда он выезжает на охоту…»

Лебедев говорил и об изумительной памяти Хрущева: «Он помнит почти дословно все документы, которые когда-либо читал, хотя бы десятилетней давности».

Но, вероятно, Никита Сергеевич все-таки что-то почувствовал, недаром хотел вернуть в политику, а точнее, призвать себе на помощь маршала Жукова. Через семь лет после того, как Хрущев отправил Жукова в отставку, он вдруг сам позвонил Георгию Константиновичу. Примирительно сказал:

– Тебя оговорили. Нам надо встретиться.

Помощник Хрущева записал: после отпуска в Пицунде запланировать встречу с маршалом…

В последних числах сентября в Москву приехал президент Индонезии Сукарно – просить оружие. В Большом Кремлевском дворце в честь президента был дан обед. Леонид Митрофанович Замятин, который тогда работал в Министерстве иностранных дел, рассказал мне, что Хрущев на обеде произнес неожиданно откровенную речь.

Старшим на обеде был Подгорный, потому что Хрущев находился в отпуске. Никита Сергеевич тем не менее приехал, вошел в зал со словами, не сулившими его соратникам ничего хорошего:

– Ну что, мне места уже нет?

Место, разумеется, сразу нашлось. Хрущев сделал знак Подгорному:

– Продолжай вести.

Но в конце обеда, когда протокольные речи уже были произнесены, Хрущев заговорил:

– Вот интересно. Я недавно приехал из отпуска, а все меня уговаривают, что я нездоров, что мне надо поехать подлечиться. Врачи говорят, эти говорят. Ну, ладно, я поеду. А когда вернусь, я всю эту «центр-пробку» выбью. – И показал на сидевших тут же членов президиума ЦК: – Они думают, что все могут решить без меня…

Хрущев поступил опрометчиво в том смысле, что предупредил многих, что их снимет, и уехал отдыхать. Самоуверенность подвела Хрущева. Его отправили на пенсию раньше, чем он успел убрать более молодых соперников.

В борьбе за власть ни одна самая громкая и убедительная победа не может считаться окончательной. Всю свою политическую жизнь Хрущев старательно убирал тех, кто казался ему опасен, и окружал себя теми, кого считал надежными помощниками. Но в решающую минуту рядом с Никитой Сергеевичем не оказалось ни одного человека, который бы ему помог.

Хрущев оттолкнул от себя людей типа Николая Григорьевича Егорычева, который в сорок с небольшим лет стал первым секретарем Московского горкома и пользовался в столице уважением. В октябре 1941-го студент бронетанкового факультета МВТУ Николай Егорычев ушел добровольцем на фронт, сражался на передовой, дважды был ранен, один раз тяжело. После войны окончил институт. В 1956-м стал самым молодым секретарем райкома партии в Москве, в 1961-м возглавил столичный горком.

Егорычев рассказывал мне, как после сессии Верховного Совета он обратился к Хрущеву с просьбой о приеме. Никита Сергеевич не захотел идти в кабинет и предложил:

– Пойдемте-ка здесь поговорим.

Присели на скамейке на улице.

– Хорошо, что вы сами ко мне обратились, – сказал Хрущев. – Зачем Москва так много тратит электричества на освещение?

Первый секретарь жил в резиденции на Ленинских горах, ему оттуда был виден весь город. И в его представлении Москва была залита электрическим светом.

– Никита Сергеевич, это только кажется, – объяснил Егорычев. – В реальности некоторые районы мы очень плохо освещаем. Вы едете по шоссе, оно специально для вас очень хорошо освещается. На освещение города мы тратим десятые доли процента потребляемой городом энергии. Огромное количество электроэнергии съедает промышленность. Но мы сумели поднять коэффициент…

И Егорычев, окончивший после войны МВТУ, стал объяснять руководителю страны, что именно сделали для того, чтобы рациональнее использовать электроэнергию. Хрущев выслушал его с недовольным видом и ушел обедать. Члены президиума ЦК обедали вместе. Это завел Хрущев, чтобы в неформальной обстановке обсуждать важнейшие вопросы. После обеда Егорычеву перезвонил его предшественник на посту первого секретаря Московского горкома Петр Нилович Демичев, переведенный в ЦК:

– Что ты такое наговорил Хрущеву? Он пришел злой, говорит: все этот Егорычев знает!

Видимо, Хрущев обиделся на то, что Егорычев, молодой партийный руководитель, разбирается в том, что ему неизвестно.

В другой раз, принимая руководителя Москвы, Никита Хрущев поинтересовался:

– Сколько вы жилья ввели?

– Миллион квадратных метров, – с гордостью ответил Егорычев.

Хрущев недоверчиво переспросил:

– Сколько? Сто тысяч?

– Миллион, Никита Сергеевич.

Он разозлился:

– Мы когда-то мечтали сто тысяч вводить. Слишком хорошо Москва живет!

Соединился с председателем Госплана:

– Москве больше не давать денег!

Егорычев на следующий день приехал в Госплан:

– Что делать?

А ведь строительные работы были развернуты уже по всей Москве. Председатель Госплана развел руками:

– Я все понимаю, но есть прямое распоряжение Хрущева.

– Полмиллиона квадратных метров ты мне позволишь за счет кооперативного жилья построить?

– Да.

– Хорошо, остальное я возьму у министров, у которых есть деньги, а жилье им нужно.

Энергичный и напористый Егорычев собрал у себя министров, и они тут же нашли деньги на восемьсот тысяч квадратных метров. Первый секретарь горкома собрал строителей:

– Работайте.

Хрущев, в последний раз отдыхая в Пицунде, позвонил оттуда Егорычеву, специально поинтересовался: как идет строительство?

– То есть ему доложили, что я, несмотря на запрет, продолжаю строить, – рассказывал Егорычев. – Он бы меня снял, если бы его не скинули.

Большое недовольство вызывало растущее влияние хрущевского зятя.

7 марта 1963 года Алексея Ивановича Аджубея с женой принял папа римский Иоанн ХХШ. Это было по-своему историческое событие.

1 марта в Цюрихе заседал комитет, присуждавший премию мира имени Бальцана. Эту премию основала дочь бывшего главного редактора итальянской газеты «Коррьере делла сера» Бальцана, который после прихода фашистов к власти вынужден был уехать в Швейцарию. В состав комитета входили и четыре советских представителя. Среди лауреатов премии был известный советский математик академик Андрей Николаевич Колмогоров.