Дочь Волка - Виктория Витуорт

– Бурю? – Она едва сдержалась, чтобы не фыркнуть презрительно. – Ты определенно не знаешь моего дядю. Никто бы не посмел. – Она вдруг вспомнила, что Фредегар приехал на ней к Кудде. – Разве что речь будет идти о жизни и о смерти. – Элфрун набросила поводья на высокую резную луку седла и наклонилась вперед, схватившись рукой за темную гриву Хафока; перебросив правую ногу через круп лошади и оттолкнувшись от ее бока, она благополучно спрыгнула в траву. От напряжения у нее сбилось дыхание, но юбки в итоге были на месте, и достоинство она не уронила. – Хороший мальчик! – К ней тут же трусцой подбежал Гетин; розовый язык его был высунут, в глазах светилось обожание. – Да не ты! Впрочем, ладно. И ты тоже.

Она взглянула на Танкрада, который накинул поводья Блис на столбик.

– Танкрад, мог бы ты подержать Гетина? Тут могут быть поблизости поздние ягнята, а я ему не доверяю.

Танкрад взял одной рукой Гетина за ошейник, а в другую – поводья Хафока. Он уже открыл было рот, но Элфрун опередила его. Его опеки с нее было уже предостаточно. В этом смысле он был ничем не лучше ее бабушки.

– И подожди меня здесь.

Не дожидаясь его ответа, она быстро вошла в калитку.

Похоже, здесь никого не было. Элфрун нахмурилась. Слева от нее располагался сарай для зимовки скота, справа – небольшая хижина Хирела, а впереди – сарай для сена и хлев, возле которого на привязи сидел старый пес пастуха. Он поднял свою седеющую морду и уставился на нее, но так и не удосужился подняться на ноги. Она прошла к хижине, заметив дымок, тянувшийся струйками сквозь соломенную крышу и через приоткрытую дверь, просевшую до земли на своих кожаных петлях.

– Эй, есть кто?

В темноте хижины после яркого света ясного летнего дня она ничего не могла различить, но по тому, как глухо прозвучал ее голос, она поняла, что у тлеющего очага никого нет. Выйдя во двор, она прошла мимо аккуратно уложенных бочек и вязанок хвороста к безмолвным загонам. Встав на цыпочки, она поверх плетеной стенки обвела взглядом пустой загон. Ворота в сарай для сена были распахнуты, напоминая зияющую пасть, готовую поглотить сено нового покоса, которое свезут сюда уже очень скоро. Элфрун поспешно перекрестилась, чтобы не сглазить. Хорошо бы, чтобы такая погода продержалась еще немного.

Подобрав юбки, она переступила через высокий порог. Внутри стоял полумрак, пронизанный редкими косыми лучами солнца, проникавшими сюда сквозь дыры в соломенной крыше.

Сбоку от входа было свалено в небольшие кучки прошлогоднее сено, лежали колесо от телеги, напоминавшее блок гигантского веретена, какие-то палки, стояли маленькие горшочки для дегтя и охры. Она сделала еще несколько шагов вперед. Это было глупо с ее стороны. Если бы здесь кто-то был, ее бы к этому времени уже наверняка окликнули бы. Наверное, Хирел с Ингельдом ушли пешком на верхние пастбища, прихватив с собой и тех двух парней, которые помогали пастуху по хозяйству.

Но Сетрит все равно должна была находиться где-то здесь.

Элфрун недовольно поджала губы. В голове крутились вызывающие досаду воспоминания о радостном щебетании девушек, которое тут же стихало, когда она появлялась в женском доме, о Сетрит, искоса презрительно поглядывавшей на нее, о ее шевелящихся полных губах, когда она что-то шептала на ухо подруге. Но это все было в прошлом году. Сейчас Сетрит замужняя женщина. И должна была измениться.

В сарае витал густой, сладковатый запах прошлогоднего урожая – сена, гороха и вики. На стропилах без умолку весело чирикали воробьи, откуда-то доносилось монотонное жужжание насекомых. Вдруг она заметила, что солома слегка зашевелилась, а ухо ее уловило странный звук, напоминавший тихий вздох.

В какой-то момент ей показалось, что это была овца, запутавшаяся в сетке из солнечных лучей, изумительная овечка с необыкновенной шерстью, длинной и шелковистой.

Но затем она поняла, что это женские волосы.

Распущенные волосы Сетрит.

Они спадали на плечи и спину девушки волнистым каскадом и поблескивали, как самый лучший лен. Рядом с ней на земляном полу валялась деревянная бутылка без затычки. Ее густое содержимое растеклось, и теперь липкая лужица кишела пирующими осами.

Сетрит снова пошевелилась и что-то невнятно произнесла – ни одного слова нельзя было разобрать. Она крепко спала; одна ее нога была согнута в колене, а вторая лежала на чем-то ярком и пестром, расстеленном поверх сена. Это что-то сияло еще сильнее, чем волосы Сетрит.

Шелк.

Перед лицом Элфрун стала кружить жужжащая оса, и она махнула рукой, прогоняя ее.

Знакомый шелк.

Ингельд тоже спал. Он был обнажен, одной рукой он обнимал Сетрит за талию, а лицо спрятал у нее на груди. На сене они расстелили его лучшую ризу из тонкого желтого шелка, привезенного из итальянской Павии.

Элфрун часто заморгала. Ее вдруг бросило в жар, и ей стало тяжело дышать.

Сетрит вздохнула и теснее прижалась к Ингельду, забросив на него голую ногу. Элфрун видела бледную выпуклость женской ягодицы и на ее плавном изгибе – руку своего дяди. Такой загорелой руки не могло быть ни у одного священника. На пальце его блестел золотой перстень.

Воздух показался ей таким густым и пропитанным пылью, что его невозможно было вдохнуть. Она сделала один осторожный шаг назад, затем другой, потом оглянулась. На фоне проема ворот был виден темный силуэт Танкрада, который стоял всего в нескольких шагах от нее и смотрел на все это с таким же выражением лица, какое только что было у нее. Она прошла мимо него, устремив взгляд на светлый прямоугольник ворот. Она чувствовала, как кровь напряженно пульсирует у нее на шее, на запястьях, между ног.

Глазам было больно от яркого света во дворе; она прикрыла их ладонью от солнца и тут же споткнулась о край высохшей колеи от повозки. Почему стало так невыносимо жарко?

Танкрад не должен видеть, что эта картина так взволновала ее. Она с трудом сглотнула и открыла щеколду калитки. К ней тут же подбежал Гетин, и она, наклонившись к нему, стала теребить его уши. Блис фыркнула и начала переминаться с ноги на ногу, позвякивая подвесками на сбруе.

– Это ведь твой дядя, верно? И жена пастуха. – Он вдруг осекся. – Они рискуют. – Горячая кровь прихлынула к ее лицу: ей показалось, что он странно смотрит на нее. – А ты не знала. – Это было утверждение, а не вопрос.

– Я знала… Знала, что у него кто-то есть.

Она вспомнила про тот злосчастный день четыре – нет, пять месяцев тому назад, когда она нечаянно подслушала разговор дяди с ее бабушкой. Она забыла о нем, потрясенная тогда тем, что Фредегар отказался учить ее латыни. Внезапно Танкрад резко повернул голову. Он сейчас смотрел не на нее, а куда-то в сторону холмов.

– Что?

Он предостерегающе поднял руку.

– Послушай.

Она, нахмурившись, стала прислушиваться. Одна из лошадей тихонько фыркнула. А потом и она услышала какой-то шум, не громче шелеста летнего бриза в листве берез. Где-то вдалеке позвякивали маленькие колокольчики, а кроме этого можно было различить едва слышное блеяние овец.