Нечестивец, или Праздник Козла - Марио Варгас Льоса

А когда это произойдет? Без сомнения, очень скоро. В день его рождения 24 мая, всего шесть дней назад, Луис Амиама и Хуан Томас Диас, приглашенные, к нему в загородный дом, заверили его, что все уже готово. Хуан Томас выразился еще категоричнее: «Может произойти в любой момент, Пупо». Они сказали ему, что президент Хоакин Балагер, по-видимому, согласится войти в возглавляемую им военно-гражданскую хунту. Он попросил высказаться подробнее, но они не могли этого сделать; переговоры вел доктор Рафаэль Баттле Виньас, женатый на Индиане, двоюродной сестре Антонио де-ла-Масы, и лечащий врач Балагера. Он прощупал настроение карманного президента, спросил его, станет ли он в случае внезапного исчезновения Трухильо «сотрудничать с патриотами». Тот ответил загадочно: «Согласно Конституции, в случае исчезновения Трухильо пришлось бы иметь дело со мной». Добрая ли это весть? Пупо Роману этот мягкий, и хитрый маленький человечек всегда внушал инстинктивное недоверие, с каким и следовало относиться к бюрократам и интеллектуалам. Невозможно узнать, что он думает; за любезными и непринужденными манерами крылась загадка. Но друзья были правы: причастность Балагера могла успокоить американцев. Когда он добрался до своего дома в Гаскуэ, было уже половина десятого. Он отправил джип обратно в Сан-Исидро. Мирейа и сын Альваро, молодой лейтенант — он был в увольнительной и пришел навестить их, — встревожились, увидев его в таком состоянии. Снимая перепачканную одежду, он объяснил, в чем дело. Потом велел Мирейе позвонить по телефону ее брату и рассказал генералу Вирхилио Гарсии Трухильо, как разгневался Хозяин:

— Мне жаль, свояк, но я вынужден сделать тебе выговор. Будь завтра у меня в кабинете до десяти утра.

— Из-за дырявой трубы, коньо! — развеселился Вирхилио. — Ну не может человек совладать со своим характером!

Он принял душ, намылился с ног до головы. Когда вылезал из ванной, Мирейа подала ему чистую пижаму и шелковый халат. И стояла рядом, пока он вытирался, брызгал себя одеколоном, одевался. В противоположность тому, что думали многие, начиная с Хозяина, он женился на Мирейе не из корысти. Он влюбился в эту темноволосую, робкую девушку и рисковал жизнью, когда стал ухаживать за ней наперекор Трухильо. Они были счастливой парой и без раздоров и разрывов прожили вместе двадцать с лишним лет. Сейчас, разговаривая за столом с Мирейей и Альваро — есть не хотелось, выпил только ром со льдом, — он спрашивал себя, как отнесется к этому жена. Чью сторону займет — мужа или своего клана? Сомнения терзали его. Сколько раз Мирейа возмущалась презрительным обращением Хозяина; может, это склонит чашу весов в его пользу. А кроме того, какой доминиканке не хотелось бы стать первой дамой страны?

После ужина Альваро пошел с друзьями выпить пива. А они с Мирейей поднялись в спальню, во второй этаж, и включили «Доминиканский голос». Передавали танцевальную музыку в исполнении модных оркестров и певцов. Раньше, до санкций, радиостанция приглашала лучших латиноамериканских артистов, но в последний год из-за кризиса почти все исполнители у Петана Трухильо были местные. Они слушали меренги и дансоны в исполнении оркестра Генералиссимуса, под управлением маэстро Луиса Альберта, и Мирейа удрученно сказала, что хорошо бы, поскорее закончились распри с Церковью. А то обстановка из-за этого нехорошая и ее приятельницы, за игрой в канасту говорили, что ходят слухи о какой-то революции и что Кеннеди может послать к ним своих marines. Пупо успокоил ее: Хозяин и на этот раз возьмет верх и в стране опять настанут тишь да благодать. Его тон ему самому показался таким фальшивым, что он умолк, сделав вид, что закашлялся.

Прошло немного времени, и перед домом взвизгнули тормоза и бешено засигналил клаксон. Генерал вскочил с постели, выглянул в окно. И различил вылезающий из автомобиля острый силуэт генерала Артуро Эспайльата, Ножика. Желтоватое в свете уличного фонаря лицо было видно плохо, но сердце подскочило: свершилось.

— Артуро, в чем дело? — спросил он, высунувшись в окно.

— Дело серьезное, — сказал генерал Эспайльат, подходя ближе. — Мы с женой были в «Пони», мимо проехал «Шевроле» Хозяина. А немного спустя я услышал выстрелы. Я поехал посмотреть, а на шоссе — перестрелка.

— Спускаюсь, спускаюсь, — крикнул Пупо Роман. Мирейа надевала халат и крестилась:

— Боже мой, дядя. Бог этого не допустит, Святой Боже. С этого момента в каждый миг и все последующие часы, когда решалась его судьба, судьба его семьи, судьба заговорщиков и, в конечном счете, судьба Доминиканской Республики, генерал Хосе Рене Роман ясно сознавал, что он должен делать. Почему же он сделал все наоборот? Он и сам задавал себе этот вопрос в последующие месяцы и не находил ответа. Он знал, спускаясь по лестнице, что в этих обстоятельствах единственно разумным — если ему дорога жизнь и он не хочет, чтобы заговор провалился, — единственно разумным было открыть дверь бывшему главе СВОРы, военачальнику, наиболее всех замешанному в преступных операциях режима, осуществившему бесчисленные похищения, шантаж, пытки и убийства по приказу Трухильо, и разрядить в него весь барабан своего револьвера. Послужной список Ножика не оставлял ему иной возможности, кроме как сохранять собачью верность Трухильо и его режиму, ибо без Трухильо он отправится за решетку или будет убит.

И хотя он прекрасно все это знал, он открыл дверь и впустил в дом генерала Эспайльата с женой, которую поцеловал в щечку и успокоил, потому что Лихия Фернандес де Эспайльат была не в себе и молола какую-то чушь. Ножик сообщил подробности: когда он на своем автомобиле подъехал, шла оглушительная стрельба из револьверов, карабинов и автоматов; при вспышках выстрелов он разглядел «Шевроле» Хозяина и заметил на дороге стрелявшего человека, возможно, Трухильо. Но прийти ему на помощь не мог; он был в штатском и без оружия, к тому же боялся, как бы пуля не зацепила Лихию, и поспешил сюда. Случилось это пятнадцать, самое большее — двадцать минут назад.

— Подождите, я оденусь. — Роман поднялся по лестнице, Мирейа следовала за ним, размахивая руками и тряся головой, как безумная.

— Надо сообщить дяде Негру, — воскликнула она, когда он надевал форму. Он рта не успел раскрыть, как она подбежала к телефону и стала набирать номер. И, хотя он знал, что надо помешать этому звонку, он этого не сделал. А взял трубку и, застегивая рубашку, сообщил генералу Эктору Бьенвенидо Трухильо:

— Мне только что сообщили, что, возможно, совершено покушение на Его Превосходительство на шоссе в Сан-Кристобаль. Еду туда. Буду держать вас в курсе.

Он закончил одеваться и спустился вниз с заряженным автоматом М-1 в руках. Но вместо того, чтобы разрядить его в Ножика, он еще раз сохранил ему жизнь и согласно кивнул, когда Эспайльат — крысиные глазки тревожно метались — посоветовал ему позвонить в генштаб и отдать приказ не выводить войска из казарм. Генерал Роман позвонил в крепость имени 18 Декабря и распорядился, чтобы военные гарнизоны не покидали казарм, сообщил, что выходы из столицы перекрываются, и предупредил, что в ближайшее время свяжется по телефону или по рации с начальниками гарнизонов внутренних районов страны в связи с делом чрезвычайной важности. Он непоправимо терял время, но не мог всего этого не делать, чтобы, как он себе говорил, не возбудить у Ножика подозрений.