Нечестивец, или Праздник Козла - Марио Варгас Льоса

— Мои люди ищут их по всему городу, — заверил Джонни Аббес Гарсиа. — Более того. Возможно, за всем этим стоят Соединенные Штаты.

Пробормотав поздравление полковнику Аббесу, он вернулся к телефону. Снова позвонил генералу Тунтину Санчесу. Патрули должны немедленно схватить генерала Хуана Томаса Диаса, Луиса Амиаму и Антонио Имберта, а также их семьи, «живыми или мертвыми, не важно, может, лучше и мертвыми, поскольку ЦРУ может попытаться вывезти их из страны». Он повесил трубку в полной уверенности: если дело будет и дальше идти таким образом, нереально даже выехать из страны. Придется, судя по всему, застрелиться.

В зале продолжал говорить Джонни Аббес. Уже не про убийц, а про положение в стране.

— Необходимо, чтобы в этот момент на президентский пост в Республике вступил кто-нибудь из семьи Трухильо, — заявил он. — Доктор Балагер должен отречься и уступить место генералу Эктору Бьенвенидо или генералу Хосе Арисменди. И народ будет знать, что дух, философия и политика Хозяина не пострадают, а будут по-прежнему руководить жизнью доминиканцев.

Возникла неловкая пауза. Присутствующие переглядывались. Вульгарный голосище Петана Трухильо вызывающе загремел на весь зал:

— Джонни прав. Балагер должен отречься. Президентствовать будем мы с Негром. И народ поймет, что Трухильо не умер.

И тут, проследив на кого устремились взгляды присутствующих, генерал Роман обнаружил, что карманный президент тоже находится в зале. Маленький, скромный, как всегда, он слушал, сидя на стульчике в углу, словно стараясь никому не причинить беспокойства. Одетый, как всегда, по протоколу, он казался совершенно спокойным, как будто осуществлялась пустяковая процедура. Он заговорил спокойно, с полуулыбкой, и сразу разрядил обстановку:

— Как вы знаете, я — президент Республики по решению Генералиссимуса, который всегда придерживался конституционных норм. Я занимаю этот пост для того, чтобы было хорошо, а не для того, чтобы было плохо. Если мое отречение поможет делу, я готов отречься сию же минуту. Но позвольте мне напомнить вам одну вещь. Прежде чем принять столь ответственное решение, означающее разрыв с законностью, не следует ли дождаться прибытия генерала Рамфиса Трухильо? Не следует ли посоветоваться со старшим сыном Хозяина, его духовным наследником в делах военных и политических?

И он устремил взгляд на женщину, которую строгий трухилистский протокол предписывал летописцам доминиканской современности именовать не иначе как Высокочтимой Дамой. Мария Мартинес де-Трухильо отреагировала категорически:

— Доктор Балагер прав. До прибытия Рамфиса ничего нельзя менять. — Ее круглое лицо уже обрело обычный цвет.

Глядя на президента Республики, робко опустившего глаза долу, генерал Роман на несколько секунд вышел из своего желеобразного умственного состояния и подумал, что в отличие от него этот невооруженный маленький человечек, писавший стихи и выглядевший таким ничтожеством в мире настоящих мужиков с пистолетами и автоматами, этот человечек твердо знал, чего хотел и что делал, поскольку ни на мгновение не терял выдержки и спокойствия. Этой ночью, самой долгой за полувековой срок его жизни, генерал Роман обнаружил, что в вакууме и беспорядке, произошедшем от того, что случилось с Хозяином, эта заурядная личность, которую все считали не более чем писарем, декоративной фигурой режима, начинала приобретать поразительный авторитет.

В последующие часы генерал, точно во сне, видел, как сбивались в группки, распадались и снова собирались вместе родственники, приближенные и военачальники Трухильо по мере того, как факты начинали связываться между собой подобно частичкам, которые заполняют ячейки головоломки, пока рисунок не сложится целиком. Незадолго до полуночи сообщили, что найденный на месте покушения пистолет принадлежал генералу Хуану Томасу Диасу. Когда Роман приказал, чтобы кроме дома самого генерала обыскали и дома всех его братьев, ему сообщили, что это уже сделали патрули СВОРы под руководством полковника Фигероа Карриона. И что брат Хуана Томаса, Модесто Диас, выданный СВОРе его другом, любителем петушиных боев Чучо Малапунтой, у которого он прятался, уже сидит в Сороковой. Пятнадцать минут спустя Пупо позвонил своему сыну Альваро. И попросил принести ему еще боеприпасов для карабина М-1 (который он не снимал с плеча), поскольку был уверен, что в любой момент он может оказаться вынужденным защищать собственную жизнь или же покончить с ней собственной рукой. После совещания в своем кабинете с Аббесом Гарсией и полковником Луисом Хосе Леоном Эстевесом (Печито) по поводу епископа Рейлли он проявил инициативу — сказал, что под свою ответственность силой вытащит его из колледжа святого Доминго, и поддержал идею начальника СВОРы казнить епископа, поскольку нет никаких сомнений, что Церковь причастна к преступной затее. Муж Анхелиты Трухильо, схватившись за револьвер, заявил, что почтет за честь выполнить такой приказ. Часу не прошло, как он вернулся назад, распаленный. Операция прошла без особых происшествий, правда, пришлось дать тычка некоторым монахиням и парочке священников-редентористов, оба — гринго, которые пытались защитить своего кардинала. Убили только сторожевого пса, немецкую овчарку, но она, до того как схватила пулю, успела укусить одного calie. Сейчас епископ находится в тюрьме на территории военно-воздушной базы Сан-Исидро на девятом километре. Начальник тюрьмы Родригес Мендес отказался казнить епископа и не дал сделать это Печито Леону Эстевесу, ссылаясь на указания, полученные из аппарата президента Республики.

Пораженный генерал Роман спросил, неужели имеется в виду Балагер. Муж Анхелиты Трухильо, не менее ошеломленный, признал, что именно он.

— По-видимому, считается, что он существует. Невероятно даже не то, что этот пустобрех лезет, куда не следует. А то, что его приказам подчиняются. Рамфис должен поставить его на место.

— Не обязательно ждать Рамфиса. Я сам с ним справлюсь сию минуту! — взорвался Пупо Роман.

Он бодро зашагал к президентскому кабинету, но в коридоре у него вдруг закружилась голова. По стеночке добрался до ближайшего кресла, рухнул в него. И заснул, как провалился. Когда проснулся часа через два, вспомнил студеный кошмар, который ему привиделся: он дрожал от холода в занесенной снегом степи, а на него наступала стая волков. Он вскочил и бросился чуть ли не бегом к кабинету президента Балагера. Двери были распахнуты настежь. Он вошел в намерении показать этому выскочке-пигмею, кто тут главный, однако в кабинете его ожидал новый сюрприз: носом к носу столкнулся не с кем иным, как с епископом Рейлли. Осунувшийся, в разодранном одеянии, со следами дурного обращения на лице, высокий ростом епископ тем не менее сохранял величавую осанку и достоинство. Президент Республики провожал его к двери.

— О, монсеньор, смотрите, кто пришел, военный министр, генерал Хосе Рене Роман Фернандес, — представил он генерала. — Пришел выразить вам от лица военных властей сожаление в связи с печальным недоразумением. Даю вам слово, и глава вооруженных сил — тоже, не так ли, генерал Роман? — что ни вас, ни священников, ни сестер из колледжа святого Доминго больше не побеспокоят. Я лично объяснюсь с sister Вильемин и с sister Хэлен Клэр. Мы переживаем очень трудный момент, и вы, человек с большим опытом, можете это понять. Бывает, отдельные подчиненные теряют контроль над собой и выходят за рамки, что и случилось сегодня ночью. Больше такое не повторится. Я распорядился, чтобы охрана проводила вас до колледжа. И прошу, при малейшем затруднении сразу связывайтесь лично со мною.