Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

И вот что интересно: бывший прокоммунистический государственный аппарат в свое время тоже был по уши в коррупции. Но страх за себя и за свое сытое место, на котором при благоприятном стечении обстоятельств можно было просидеть вплоть до «ногами вперед», определял более осторожную и изворотливую тактику действий. Пересевшие же в их кресла представители новой элиты, большей частью, люди временные, и они сами это прекрасно осознают. Посему испытать страх эти люди просто не успевают. Главное – успеть получить максимум от своей должности. Пока не сняли. Именно торопливость и отсутствие всяких ограничителей, на мой взгляд, и определяют масштабы нынешней российской коррупции.

И что же мы получили в результате к концу XX века? А вот что: благодаря тому, что в начале девяностых годов в нашем государстве были созданы (объективно) самые настоящие парниковые условия для структур организованной преступности, – те набирали вес, обрастали политическими связями и усиливали свои экономические и финансовые возможности. Деньги, сферы экономического влияния – вот основа для выяснения отношений с помощью оружия. Организованная преступность, она ведь тоже своего рода бизнес. По крайней мере создана она отнюдь не ради преступности как таковой, но чтобы иметь экономическое влияние и экономические позиции. Процессы нагуливания группировками жирка происходили в условиях то затухающих, то вспыхивающих снова гангстерских войн – они, кстати сказать, причиняли организованной преступности намного больше вреда, нежели противостояние на внешнем фронте, т. е. правоохранительным структурам. Да и как могло быть иначе, если РУБОПы, лишенные нормальной стратегии, постепенно вырождались и в своих действиях все больше дублировали уголовный розыск, а каких бы то ни было успехов в работе по ликвидации организованных преступных сообществ по сути не наблюдалось.

Да и откуда им было взяться, этим успехам, если по всей России во второй половине девяностых годов все шире и шире распространялся институт ментовских крыш – так называемых «красных шапочек». Тенденция эта, строго говоря, не могла не возникнуть, и она очень быстро развилась до масштабов общепризнанного явления, ведь сотрудники правоохранительных органов просто вынуждены были искать себе дополнительные источники доходов (подножный корм), потому что на государственную зарплату не то что семью, себя самого офицеру или сержанту милиции прокормить не представлялось возможным. Конечно, ментовские крыши возникли не в одночасье, их история уходит своими корнями еще в доперестроечное время, но тогда отдельные проявления еще не сложились в тенденцию. Потом, в конце 1980-х – начале 1990-х годов, в недрах правоприменительной системы родилась идея создавать, поддерживать и помогать развиваться тем частным охранным структурам, где работали в основном бывшие сотрудники. Предполагалось, что такие частные охранные предприятия, созданные под эгидой правоохранительных органов, возьмутся противостоять бандитским крышам, постепенно вытесняя их с потребительского рынка, окажут существенную материальную помощь действующим подразделениям соответствующих министерств и ведомств (на уровне внебюджетного финансирования), а также будут активно использоваться в текущем оперативном процессе.

Кое-кто из теоретиков даже полагал, что подобные охранные предприятия можно будет использовать как рычаги для дестабилизации обстановки внутри структур организованной преступности. Старый принцип: если не можешь задавить некое движение, нужно постараться начать управлять им изнутри…

Возможно, все бы так и пошло по изначально придуманной схеме, если бы не крах идеологической системы в стране. Что же случилось? А вот что: в «плохие» коммунистические времена советское государство располагало прекрасно отлаженной идеологической системой и вело планомерную идеологическую политику, как и любое другое нормальное государство. Возможно, сама по себе коммунистическая идеология и изжила себя – а потому и идеологическая машина Советского Союза все чаще давала сбои. Когда наступили новые и совсем хорошие «демократические» времена, отринутой оказалась не только старая коммунистическая идеология, но и сам принцип необходимости проведения постоянной идеологической государственной политики. В результате все получилось как в известной поговорке – вместе с водой из корыта выплеснули и ребенка. В обществе, лишенном каких бы то ни было ясно и четко продекларированных государством идеологических ориентиров (совсем необязательно коммунистических, пусть хоть каких-то), основным мерилом общественной значимости и общественного успеха стали деньги. Но идея наживания как можно большего количества денег не может стать стержнем государственной идеологической политики. Ведь основная задача идеологической системы государства – это цементирование всех слоев общества, обозначение неких направлений развития, ориентируясь на которые, можно уже вырабатывать критерий общественной морали. Народ терпелив, он может вынести лишения гораздо большие, нежели обрушились на него в девяностые годы. Но! Если при всем при этом будет наличествовать какая-то идея. Какие-то красивые цели, ради достижения которых можно и пострадать.{ Сегодня, когда в обществе сложилась «власть бабок», как-то напрочь и в одночасье забылось, что богатство-то – оно внутри нас. Последний нищий может чувствовать себя счастливым, а человек на «шестисотом» – глубоко несчастным. Я в своей жизни насмотрелся на этих уверенных, крутых парней, которые через час после разговора «за жисть» уже начинали сопли по столу размазывать. Потому что искреннюю эмоцию и чувство за деньги не купишь – купить можно разве что иллюзию искренности. А бабки, они даже внешне людей меняют. Посмотрите, сколько таких среди нас. Они уже плюшевые все, на пингвинов похожие. Хотели бабок, и у них они теперь есть. А дальше что? Чего хочу – не знаю, чего знаю – того не хочу?}

Однако в руководстве нового российского государства никто всерьез идеологическими вопросами не занимался – и в этом заключен, возможно, самый страшный просчет. Страна, в которой большинство населения просто не могло напеть мелодию нового государственного гимна (потому что не знало ее, а слов у гимна и вовсе не было){ С некоторых пор слова у нашего гимна все-таки есть. Другое дело, что все равно их мало кто озаботился выучить. Включая наших спортсменов, очень часто не в такт шевелящих губами с экранов телевизоров под с детства знакомую музыку Александрова.}; в которой даже городские жители терялись, когда им задавали вопрос: «Какие вы знаете новые российские ордена и другие государственные награды?»; страна, которая всегда сильна была духом, – погружалась в безверие и цинизм. Это если говорить о ситуации вообще. А в частности, рассматривая вопрос об охранных структурах, созданных под эгидой правоохранительных органов, следует констатировать, что они довольно быстро оторвались от государственной материнской груди. То есть личные связи и контакты между руководителями частных фирм и действующими сотрудниками, конечно, остались, но при этом дочерние структуры пошли совсем другим путем, не тем, который планировался теоретиками. Обвинять эти изначально проментовские охранные предприятия в отступничестве было бы не очень честно – они просто выживали. Выживали как могли в тех условиях, в которых приходилось работать. А эти самые условия диктовали руководителям одно: «Богатейте! Останетесь бедными – не сможете вопросы решать».