Тринадцать подвигов Шишкина - Олег Петров

У Шишкина-младшего подкосились ноги. Это, конечно, фигура речи, но лучше бы они и впрямь подкосились. Тогда бы он по-пластунски, бойцом под огнём противника, ящерицей-быстроножкой выскользнул бы из вестибюля и – аллюр три креста!

Но Машенька мгновенно, несмотря на внушительную толпу ожидающих танцев-шманцев, засекла знакомую долговязую фигуру и, ослепительно улыбнувшись, демонстративно жеманно послала Шишкину воздушный поцелуй. Что тут же вогнало Александра в эпицентр повышенного внимания, где он чуть не захлебнулся от «девятого вала» буквально материально осязаемой ревности, накатившегося на него со стороны старшеклассниц.

Ощущая себя голым, Шишкин разве что не выскочил из Дома культуры пробкой – постарался выйти степенно, как и подобает учителю, хотя внутренний голос вопил: «Беги, кролик, беги!..»

Ноги сами несли домой. Нет, прятаться от Машеньки Шишкин-младший не собирался. И ни в коем разе не передумал завтра побывать на концерте «Плацебо». Но сегодня ему была необходима пауза – хладнокровно продумать тактику поведения. Машенька – это серьёзно. Машенька – это чревато. Машенька – это…

– Сергеич! – от ярко освещённого ДК к нему спешил Ашурков. – Подожди!

– Ха, а ты чего один? Как это ты без Клавочки? – ядовито поинтересовался Александр, испытывая прямо-таки садистское желание испортить кому-нибудь настроение.

Ашурков обречённо махнул рукой.

– Никак, милые бранятся? – не унимался Александр.

– Хорош тебе! Ну что ты за человек! – в сердцах воскликнул «трудовик». – И так на душе кошки скребут, так ещё и ты!..

– А чего кошки-то одолели? Валерьянку потребляете, господин хороший?

– Да я бы сейчас хоть бы валерьянки… – горько вздохнул, почти простонал Ашурков.

– Знаешь что, дядя… – чуть помедлив, проговорил Александр. – А пошли-ка ко мне. «Букета Абхазии» или разрекламированных тобою в своё время «Чёрных глаз» («Тьфу ты!» – внутренне вздрогнул Шишкин-младший, только что зревший черноокую красавицу) у меня нет, но бутылка «Белого аиста» имеется. Посидим в тиши. У меня от сегодняшней говорильни голова квадратная…

– Пошли, – покорно согласился грустный Ашурков.

– …Вот так, в общем… – завершил изливать душу Ашурков, обретя облик стопроцентного Пьеро, только без смирительного балахона последнего.

Что ж, ситуация была малоприятная, но не смертельная. После концерта в ДК гости дорогие отправились на банкет, устроенный в правлении колхоза. Молодцеватый хлыщ из райкома комсомола, который, со слов Ашуркова, прилип к Клавочке буквально по приезде, поволок её к застолью, а она особо и не сопротивлялась.

– Ну вот чего она в нём нашла? Чего?.. – вновь и вновь повторял несчастный влюблённый, отпивая из чашки молдавский коньяк и заедая его маринованными огурчиками из братской Венгрии.

– Не бери в голову! – утешал коллегу Шишкин-младший. – Ну не ссориться же колхозному комсоргу со своим районным начальством. Погудит он ей в уши и уедет. Брось рвать душу! Это же специально, чтоб жизнь мёдом не казалась, Бог придумал косточки в арбузе, червячков в малине, тополиный пух, демократию и… женщину.

Но Ашурков сел на тему почище Отелло. Так бывает: говоришь с человеком, а у него взгляд – свет горит, а дома никого нет.

Чтобы сбить хлопца с душещипательной волны, Шишкин подлил в чашки коньячку, чокнулся с новым Пьеро, а когда тот захрустел очередным огуречиком, задушевно спросил:

– Серёга, вот никак не уразумею, как же тебя к нам-то забросило?

Быстро захмелевший Ашурков махнул рукой:

– Вот ты мне, Саня, скажи… Ты чего сюда приехал? Тебя насильно распределили?

– Да нет, я сам. Сбежал от городских проблем… на время.

– Вот и я сбежал на время. Только бежать пришлось подальше… Понимаешь… наш курс распределили, как везде: у кого был «свободный» диплом, те соответственно устроились. У кого «мохнатая лапа» имеется, тоже. А мне и ещё троим предложили «добровольно-принудительно» отправиться в Афганистан…

– Ух ты!

– Да не «ух ты», а полная тоска! Наши какое-то там соглашение с Афганистаном подписали. О взаимном сотрудничестве во всяких областях, в том числе и по привитию ихним кочевникам навыков земледелия… Вот нам, стало быть, предстояло из бедуинов механизаторов изготовить… В гробу я это видал! Они там с винчестерами по горам скачут и их это вполне устраивает. На хрена я полезу под их винчестеры?

Ашурков хлебнул из чашки и хрустнул огуречиком.

– Я, понятное дело, в отказ. Ну и сослали… В распоряжение вашего облоно. Уж не знаю, откуда ноги растут, но так прикидываю, что по принципу: куда Макар телят не гонял…

– Не… – засмеялся Александр. – Это у вас там кто-то декабристов вспомнил и сильно голову не забивал. Тех самодержец подальше наладил, вот и тебя по аналогии. У нас же в столицах, да вообще с той стороны Урала, до сих пор убеждены, что Сибирь-матушка – та ещё тмутаракань. Я вот тебе такой случай приведу. Забрёл как-то в нашем областном центре на окраину медведь-шатун. Ну, видимо, на зиму не отъелся, вот и потянуло мишку-шатуна к людям, подкормиться. Пошарился в мусорных баках да и подался обратно в лес. Зато ажиотажа нагнал с три короба! В газетках об этом прописали, по телевизору протрубили. И вот спрашивает меня спустя месяц примерно один вполне интеллигентный и образованный мужичок-приезжий: а скажи-ка, паренёк, у вас что, взаправду по улицам медведи шастают? Вот хоть стой, хоть падай! Взаправду, отвечаю. А дело было, как я уже сказал, зимой. Снегу даже что-то навалило до необычности – у нас же зимы малоснежные. И вешаю я лапшу на уши этому образованному дальше, мол, так активно мишки у нас шастают, что мы даже на оленях по городу попустились ездить – шарахаются, взбрыкивают бедные. Раз! – и вывалят ненароком из саней косолапому в лапы. Только в троллейбусах и спасаемся… Откровенно ржу, а дяденька верит! Сочувственно головой качает и озирается. Ну вот что тут делать: смеяться или плакать?

– Вообще-то, так и есть, – кивнул Ашурков. – Край ваш исключительно каторжанским считается.

– Ну вот видишь! На каторге ты, мил-человек! На каторге! Коньячку подлить?

– Да что-то я… Голова – калясом… – «Колесо» прозвучало так, что не только выявило белорусские корни Ашуркова, но и обозначило степень опьянения.

По крыльцу и веранде протопали быстрые каблучки. В дверь постучали.

– Я так и подумала, Серёженька, что ты здесь.

– А я что говорил! – воскликнул Александр. – Проходите, дорогая Клавочка Петровна! Очень рады!

– Чего это вы тут? – осуждающе промолвила Клавочка.

– Так праздник же! И второй повод имеется.

– Интересно… Хотя вы, мужики, и без повода… Серёж, но ты-то вроде к непьющим себя относишь?

– А он таков и есть, – поднялся Александр и галантно помог Клавочке освободиться от пальто. – Но как мы можем обойти как юбилей колхоза, так и ваше, Клавочка Петровна, награждение Почётной грамотой обкома комсомола! Поздравляю, кстати, самым искренним образом! Присаживайтесь, угощайтесь, чем бог послал, в смысле, холодильник обрадовал. Вы не будете возражать против глоточка коньяку? У нас тут с другими напитками напряжёнка…