Фельдмаршал Манштейн. Лучший полководец Гитлера - Владимир Дайнес

Для того чтобы избежать артиллерийской подготовки по частям прикрытия врага и установить истинное положение его главной полосы обороны, командующий артиллерией 2-го Украинского фронта генерал Н.С. Фомин предложил вначале провести мощный, но короткий артиллерийский налет и сразу же начать наступление передовыми батальонами. В случае их успеха ввести в действие основные силы ударной группировки фронта. Такой метод прорыва обороны противника оказался эффективным.

К началу операции на 1-м и 2-м Украинских фронтах было создано превосходство над противником по пехоте в 1,7 раза, артиллерии – в 2,4, танкам и САУ – в 2,7 раза. По авиации силы сторон были примерно равными. На направлениях главных ударов в результате проведенных перегруппировок было достигнуто более значительное превосходство над противником: в 1-м Украинском фронте – почти двукратное по пехоте и трехкратное по танкам и артиллерии; во 2-м Украинском фронте – более чем трехкратное по пехоте, шестикратное по артиллерии и десятикратное по танкам.

Утром 24 января передовые батальоны 52-й, 4-й гвардейской и 53-й армий 2-го Украинского фронта неожиданно для противника перешли в наступление. Они прорвали его оборону на участке 16 км и к исходу дня на направлении главного удара вклинились в оборону на глубину 2–6 км. 25 января в сражение были введены главные силы 4-й гвардейской и 53-й армий, а во второй половине дня – и 5-я гвардейская танковая армия. Они расширили прорыв до 25 км по фронту и до 16 км в глубину. Соединения 5-й гвардейской танковой армии, оторвавшись от стрелковых частей, преодолели вторую полосу обороны врага, овладели с ходу Капитоновкой и Журовкой и, закрепившись на достигнутых рубежах, развернули левофланговые соединения на юг с целью расширения прорыва в сторону флангов.

С утра 26 января войска 5-й гвардейской танковой армии продолжили наступление на Шполу. Одновременно после 35-минутной артиллерийской подготовки началось наступление ударной группировки 1-го Украинского фронта (40-я армия, сводный отряд 27-й армии, 6-я танковая армия). Противник, опираясь на сильно укрепленные позиции, оказывал упорное сопротивление. В результате 5-й механизированный корпус 6-й танковой армии к исходу дня сумел продвинуться всего на 2–5 км, потеряв 59 танков и САУ, или почти 30 % боевого состава[430]. Несмотря на ожесточенное сопротивление врага, 155-я танковая и 8-я гвардейская танковая бригады 20-го танкового корпуса 27 января освободили г. Шпола.

Чем же было занято в это время военно-политическое руководство нацистской Германии? Гитлера, как ни странно, волновало не положение на фронтах, а проблемы национал-социалистского воспитания в армии. Этой теме он посвятил свое выступление 27 января на совещании с участием всех командующих объединениями Восточного фронта и ряда должностных лиц своей Ставки. С первых же минут фон Манштейн почувствовал, как Гитлер отнесся к его письму. Вот что он пишет:

«Уже по тому, как поздоровался со мной Гитлер во время обеда, предшествовавшего докладу, было видно, что он не простил мне критику, которая содержалась в моих замечаниях о руководстве военными действиями, сделанных 4 января. В своем докладе он осмелился бросить в лицо высшему офицерскому составу сухопутных сил, имевшему столь большие заслуги, примерно следующие слова: “Если когда-нибудь необходимо будет сражаться до конца, то ведь, очевидно, фельдмаршалы и генералы должны будут последними стать на защиту знамени”. Я не имею привычки молча выслушивать оскорбления. Слова Гитлера, однако, должны были восприниматься каждым солдатом как сознательно брошенный высшим офицерам армии вызов, который в форме риторического вопроса ставил под сомнение их мужество и стремление до конца выполнить свой солдатский долг. Все присутствовавшие привыкли, как солдаты, молча выслушивать речь своего начальника, и поэтому молчали. Но я воспринял заключающееся в словах Гитлера скрытое оскорбление так сильно, что кровь ударила мне в голову. Когда Гитлер еще раз повторил свое замечание, чтобы подчеркнуть его, я прервал его, воскликнув: “Так оно и будет, мой фюрер!” Эта реплика, естественно, не имела ничего общего с моим личным отношением к национал-социалистскому режиму или к Гитлеру. Она должна была лишь показать, что мы не позволим бросать нам в лицо подобный вызов даже Гитлеру. Как мне передали уже позже, мои товарищи в этот момент облегченно вздохнули, так как они восприняли слова Гитлера точно так же, как и я. Гитлеру, однако, еще, видно, никогда не приходилось выслушивать реплики во время своей речи, которую он произносил как глава государства, а в данном случае и как Верховный главнокомандующий. Годы, когда он слышал реплики на собраниях, были далеко позади. Он явно потерял нить речи и громко крикнул мне, хотя я и сидел всего лишь в нескольких шагах от него: “Я благодарю вас, фельдмаршал фон Манштейн”. На этом он довольно неожиданно оборвал свою речь»[431].

Когда фон Манштейн пил чай у генерала Цейтцлера, раздался телефонный звонок и ему передали, что Гитлер хочет с ним говорить в присутствии Кейтеля. Гитлер встретил фон Манштейна со словами:

– Господин фельдмаршал, я запрещаю перебивать меня во время речи, которую я держу перед генералами. Очевидно, вы сами не позволили бы делать это своим подчиненным.

Фон Манштейн принял слова Гитлера к сведению. Но затем фюрер, очевидно будучи очень рассерженным, допустил ошибку:

– Впрочем, вы прислали мне несколько дней назад докладную записку об обстановке. Она, очевидно, имеет назначение, попав в журнал боевых действий, когда-нибудь позже оправдать вас перед историей.

Это возмутило фон Манштейна:

– Письма, которые я направляю лично вам, естественно, не фиксируются в журнале боевых действий. Это письмо я направил с курьером через начальника Генерального штаба. Я попрошу меня извинить, если я сейчас употреблю английское слово. По поводу ваших слов я могу лишь сказать: «Я – джентльмен».

Наступило молчание. После паузы Гитлер сказал:

– Благодарю вас.

Фон Манштейн вспоминал: «Во время вечернего разбора обстановки, на который меня специально вызвали, Гитлер по отношению ко мне вел себя снова очень любезно. Он пожелал даже услышать мой совет относительно возможности обороны Крыма, о которой докладывал ему присутствовавший при этом командующий 17 армией генерал Енике. Однако я был уверен, что он не простил мне моего ответа. Впрочем, были вещи, которые меня тогда больше беспокоили, чем то, как ко мне относится Верховный главнокомандующий. В течение февраля в центре нашего внимания находились три участка, которые именовались Никополь, Черкассы и Ровно»[432].

Еще во время нахождения фон Манштейна в Ставке фюрера штаб группы армий «Юг» принял меры по локализации прорыва войск 2-го Украинского фронта. На его флангах были спешно созданы сильные ударные группировки: на левом – в составе 3-й, 11-й и 14-й танковых дивизий, на правом – в составе 72-й и 389-й пехотных дивизий с полком 57-й пехотной дивизии и частями танковой дивизии СС «Wiking». Они 27 января с севера и юга начали наступление в общем направлении на Писаревку и Оситняжку. На всем участке прорыва развернулись ожесточенные бои. Войска фронта мужественно и стойко отражали следовавшие одна за другой контратаки соединений группы армий «Юг». Особенно сложная обстановка создалась в районе Оситняжка, где действовали части 5-й гвардейской танковой армии. Здесь отдельные группы танков и пехоты выходили на пути 20-го и 29-го танковых корпусов, стремясь внезапным ударом вызвать расстройство в их боевых порядках.