Голова путешественника. Минута на убийство - Николас Блейк

– Блаунт, – произнес Найджел. – Порой я сам не могу понять, как это я удержался и не совершил большую ошибку, недооценив вас.

– Я не так легковерен, как кажется, – согласился Блаунт. – Во всяком случае, надеюсь на это. Ну ладно, скоро узнаем. Симпсон позвонит мне из квартиры Сквайерса, как только доберется туда. А пока я хочу осмотреть эту комнату.

Устроившись поудобнее в кресле, с которого встал Блаунт, Найджел наблюдал из-под полуприкрытых век, как работает суперинтендант, как уверенно, целенаправленно он переходит из одной части кабинета в другую, сдвигает газеты, чтобы рассмотреть ковер, как замеряет, делая мелом отметки, записывает что-то в блокнот, потом отступает на шаг, словно хочет взглянуть на загадку в перспективе, что-то бормочет и хмыкает себе под нос.

– Вас бы, Блаунт, на кинопленку снять.

– Угу?..

– И всю страну обязать посмотреть этот фильм. Для профилактики. Многие на всю жизнь зареклись бы совершать преступления, если бы могли видеть, как полиция ведет следствие, настоящее следствие, от начала и до конца.

– Сериал «Преступление себя не окупает»?

– Нет. Эти фильмы слишком театральны, рассчитаны на кассовый успех. Охоту преступить закон отобьет знакомство с медленной, изнурительной, педантичной работой по накоплению данных: потенциальный преступник увидит солидного человека в котелке, отца семейства, который в поиске улик не остановится перед тем, чтобы перебрать на пляже каждый камешек.

– Профессиональные преступники не отличаются большим воображением. Обычно это недалекие люди с очень ограниченным мышлением.

– Но сейчас мы имеем дело не с профессионалом. И попробуйте доказать это нашему административному управлению, когда вы отрежете кусок ковра с кровью для анализа. Вам не приходило в голову, Блаунт, что способ нападения на Джимми, если сравнить его с последним…

Зазвонил телефон. Блаунт взял трубку:

– Да, Блаунт… Нет дома? Вышел в двадцать пять минут одиннадцатого? Очень хорошо, Симпсон, ждите там, пока я не позвоню. – Он повернулся к Найджелу. – Как это прикажете понимать?

– Я замерз как цуцик. Брр, и холодно же в этом кресле! Наверное, утренний ветер. Как будто сидишь на выступе ледника и ждешь, пока тебя спасут… О Боже мой!..

Даже Блаунт вздрогнул: так стремительно Найджел вскочил на ноги и повернулся к окну, которое было за креслом. Он молча подошел к нему и отодвинул штору.

– Блаунт, это окно не закрыто! Вот откуда тянет холодом.

– Возьмите да закройте, – с раздражением буркнул Блаунт.

– Да нет, не в этом дело. Мне кажется, кто-то сегодня действительно сидит на выступе ледника.

Найджел отдернул штору, широко открыл окно, высунулся и крикнул в темноту:

– Меррион! Меррион, идиот вы этакий! Не проще ли зайти внутрь?

– Он там? Вы его видите?

– Нет. Но он, бывало, подолгу сидел на карнизе возле своей комнаты, когда были рейды бомбардировщиков. Блаунт, пожалуйста, пойдите и включите свет во всех комнатах с этой стороны. Если он там, я полезу к нему.

– Ну нет, Стрейнджуэйз, это моя работа.

– Прошу вас. Я его знаю. Здесь может понадобиться специальный подход.

– Ладно. Только поосторожней!

Найджел уже вскарабкался на окно. Карниз был шириной фута два, не меньше, но за ним лежала черная бездна, и поэтому он казался не шире двух дюймов. По мере того как привыкали к темноте глаза, Найджел стал различать глубоко внизу уличные огни. В комнате Фортескью вспыхнул огонь, отобравший небольшое пространство у ночи, но от этого темнота вокруг стала еще гуще. Потом загорелся свет в его собственной комнате, в комнатах Мерриона, Брайана Ингла. Осветившийся карниз был совершенно пустым. Снизу, с улицы, уже слышались сердитые крики: людей так долго приучали к светомаскировке, что и теперь, когда в ней отпала необходимость, лишний свет их раздражал и пугал. Найджел буквально кипел от злости, слыша это. «Вот идиоты», – пробормотал он и, подхлестнутый вспышкой негодования, решительно двинулся по карнизу.

Если Меррион сидит там, то он должен быть на углу, где карниз обрывается. Свет, падающий из окон, создавал интервалы между темными участками, мешая видеть так же, как и полная темнота. Найджел миновал несколько светлых пролетов, горячо надеясь, что Меррион, если он там, не тронулся рассудком, и в то же самое время не теряя веры, что его догадка не оказалась ложной.

Порыв ветра зашелестел листвой в парке напротив и, казалось, пошатнул отвесную стену, которая вдруг угрожающе накренилась над ним. Он прошел окно Брайана Ингла. Карниз заканчивался, но на нем не было скорчившейся фигуры; а дальше – темный обрыв, пустота.

И тут Найджел увидел – со смесью страха, облегчения и досады – на краю карниза побелевшие костяшки пальцев. Он осторожно продвинулся до конца, встал на колени и заглянул за край.

Прямо на него смотрела повернутая вверх физиономия Мерриона Сквайерса, как никогда похожая в этот момент на клоунскую, смертельно бледная, будто облитая белой краской. Он висел на руках над пропастью. Далеко внизу светофор переключился с зеленого на красный.

– Вот вы где, значит, – как-то не к месту сказал Найджел.

– Не трогайте меня, не то разожму пальцы.

Накопившееся в груди Найджела раздражение взорвалось.

– Давайте, давайте, разжимайте. Пусть ваши мозги размажет по мостовой, мне-то какое дело!.. – взбешенно прорычал Найджел.

Он не мог бы поступить правильнее, если бы потратил час, думая, с чего начать разговор. В исступленных, направленных вверх глазах Мерриона пропало отчаяние. В них теперь загорелся огонек обиды.

– Хорошо же вы разговариваете со старым другом, – выдохнул он.

– Если вы не выберетесь сюда поскорее, – холодно отрезал Найджел, – вы вообще не выберетесь.

– Ну и что? Кому какое до этого дело? Вас это не касается.

– Джимми ударили ножом, и…

– Да, я знаю, моим ножом. Поэтому лучше мне прыгнуть вниз и поставить на этом точку. Разве не так?

– Лучше вылезайте и расскажите мне, что вам известно об этом.

Глаза на бледном как мел лице округлились, в них опять заиграло безумие.

– Я ничего не знаю!.. Я…

– В жизни не вел более дурацкого разговора. Я замерзаю, мне хочется спать. Джимми жив, он не умрет. А вы умрете, если еще немного здесь повисите. Через пятнадцать секунд после того, как отпустите парапет, вы грохнетесь на мостовую. Сознания вы не потеряете, и вам покажется, что вы летите много дольше пятнадцати секунд. А когда вы ударитесь о землю, вы не обязательно сразу умрете. Люди падали с куда большей высоты и отдавали Богу душу лишь через несколько дней, после страшной агонии. Зачем вам все это, если ни я, ни полиция вовсе не думаем, что это вы напали на Джимми?