Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Джеймс Хэдли Чейз

— Насколько вы доверяете мисс Виккерс?

— Она боится Сарлинга и жаждет освободиться от него. Но ей не нравится мысль об убийстве.

— Как и большинству людей.

— Она должна нам помочь, но это уж моя забота. Не беспокойтесь.

— Не буду. Однако основные сведения мы можем получить только через нее.

Он аккуратно перечислил все, что хотел узнать. Меон Парк. Подробный план дома и поместья. Сколько там слуг, их имена и привычки. Распорядок дня Сарлинга. Меры безопасности, сигнализация, где расположен сейф. То же самое для дома на Парк-стрит. Еще ему нужен полный список основных предметов гардероба Сарлинга. Какие рубашки, шарфы, галстуки он предпочитает, что ест, подробности о его здоровье, болезнях, приступах недомогания. Причуды. Кто его доктор и дантист. Как он работает. Имена его секретарей. Развлечения. Отношение к женщинам, и каких он любит. Хорошо или плохо спит. На каких языках говорит, ездит ли за границу, есть ли у него там дома или квартиры… Словом, все. Сарлинг был пока большим вопросительным знаком, и Бернерс знал, что не сможет его убить, пока не получит ответа на все вопросы. Чтобы уничтожить человека, его нужно изучить, почти полюбить, а потом легонько подтолкнуть к смерти, да так, чтобы на воде не осталось предательских кругов. Он, Бернерс, на своей шкуре испытал все это, потому что убивать было ему не в новинку. За год до знакомства с Фрэмптоном он как-то раз подцепил незнакомца в баре Дорчестера. Человек пригласил его к себе, интересуясь, как думал Бернерс, делом. Но тот только опоил его и попытался изнасиловать его, Бернерса, который не был ни гомо-, ни нормальным, просто никем, бесполым довольным эгоистом.

За унижение Бернерс два месяца глубоко и подробно изучал своего мучителя в тайне от него самого. И привел приговор в исполнение как раз тогда, когда суммированные наблюдения и факты сделали убийство безопасным. После он занял столик в ближайшем кафе, заказал булочку с изюмом, чашечку кофе и не спеша перекусил, листая номер «Ивнинг Ньюс», тщеславно поддавшись желанию еще десять минут побыть рядом со смертью. Потом призрак предсмертных мук убитого покинул его навсегда. Сарлинга он будет обхаживать точно так же, досконально изучит, а потому полюбит его, как он любил всякую подробно разработанную операцию, и никуда тот не денется, ничего не сделает, чтобы вернуться и снова вторгнуться в его рай. Он сказал:

— Когда будете уверены в этой девушке, дайте ей микрофотоаппарат. Мне нужны фотографии всего и вся и во всех ракурсах. Особенно снимки сейфов в Меоне и в Лондоне. Предупредите ее, пусть никогда не фотографирует при нем. Пусть даже не носит при нем камеру ни в лифчике, ни в чулке. Он человек с аппетитами. Один ее вид, одно движение руки или ноги, простой невинный жест могут внезапно зажечь его страсть. Иметь при себе фотоаппарат в его присутствии нельзя.

— И все из-за одной проклятой пометки в каталоге… — сказал Рейкс.

— То же могло случиться и со мной. Маленькая черточка в каталоге мебели. Человеческая мания — самый опасный в мире предатель. Вы, видимо, так и не обратили внимания на картины, что висели у нас в конторах для пущей солидности?

— Нет.

— Я покупал только подлинники. Несколько штук и сейчас еще висят у меня. При удобном случае могли заложить и они.

Рейкс ушел. Бернерс позавтракал жареной вырезкой и свежим шпинатом — он не держал в доме консервированных и мороженых овощей. Бернерс ел из тарелки обеденного сервиза на шесть персон, сделанного Российской Императорской фабрикой в 1843 году, с венком ярких цветов по краю, с райской птицей в центре. Три года назад он купил неполный сервиз во Франции. С четкостью почти бессознательной он вспомнил, как впервые посмотрел сквозь тарелку на свет и увидел зеленый инициал «Н», увенчанный императорской короной Николая Первого. Захваченный воспоминаниями, подгоняемый словом «императорский», которое никак не выходило из головы, он размышлял, как здорово иметь огромный дом, окруженный парком, жить в маленьком, но собственном мирке, ходить по саду, не стесняясь и даже не видя бесцельного потока вечных приморских туристов; стоять одному на собственной земле и знать, что если что-то здесь не понравится, можно и переделать.

Человек вроде Сарлинга мог себе такое позволить. Интересно, как обставлен Меон Парк? В свое время он узнает об этом. Странный все-таки этот Фрэмптон, чем может привлекать людей рыбалка? Но в мыслях Бернерса не было и следа укора Фрэмптону, хотя его причуды наделали столько бед. Изо всех людей, которых он знал, а знал он немногих, дружба с Фрэмптоном была самой крепкой, самой сильной.

Когда Рейкс вернулся, Белль не было дома, зато в кресле его ждал Сарлинг. Он надел рубашку со стоячим крахмальным воротничком, который врезался в шею, отчего казалось, будто воротник поддерживает его большую голову. Темно-коричневый в крапинку костюм, похоже, не сгибался, складки брюк не желали облегать тощие колени. Свет, падавший на лицо старика сбоку, придавал сморщенной коже цвет вареной телятины.

После того как они обменялись кивками, лишь отдаленно напоминавшими поклоны, Рейкс спросил:

— У вас есть свой ключ?

— Да.

— Думаете, вам стоит приходить сюда?

— Почему нет? В этот дом каждый день приходят десятки людей. Один из моих директоров снимает квартиру на верхнем этаже. Правда, он здесь бывает нечасто. Вы ездили к Бернерсу?

— Да.

— Как он отнесся к вашему вторжению?

— Если оно испортило ему завтрак, он не подал виду.

— Вы думали, как избавиться от меня?

— Естественно.

— И что решили?

— Пока ничего.

— Дайте мне знать о том, что надумаете, — засмеялся Сарлинг. — Ну, а как дела с армейским складом?

— Сделаем.

— Когда?

— Полагаю, вам лучше этого не знать. Мисс Виккерс в свое время передаст вам, что ящик в надежном месте.

— Очень хорошо.

— Когда покончим со складом, сколько времени останется до главного дела?

Сарлинг дернул себя за усы:

— Вы распоряжаетесь своей операцией и не рассказываете мне о ней. Я ничего не стану говорить о вашем последнем задании. — Он поднялся и взял со стола коричневую трость с серебряным набалдашником.

— Откуда вы узнали об этом ящике? — поинтересовался Рейкс. Он не ждал ответа. Спросил, уже выгоняя старика из квартиры, двигаясь к двери, чтобы ее открыть.

— Да как-то из разговора. Не вам говорить, как развязывается язык у военных, если их хорошо напоить. Генералы, полковники, штурманы, командующие, полицейские комиссары, старшие констебли — все они люди, у многих длинные языки. В отличие от нас, Рейкс. Мы ведь не проболтаемся, верно? Как же иначе добиться успеха? Не говорите, что не любили