Ричард Длинные Руки - Гай Юлий Орловский

Ланзерот снова ехал впереди, но меня зажали между Бернардом и Рудольфом. Рудольф поглядывал виновато, но долг есть долг, и, к его чести, он наверняка даже не смог бы предположить такую дикость, что я выдам его тайну.

Мой конь фыркал, пробовал кусаться с конями Бернарда и Рудольфа, те топают чересчур близко. Я рассказал все без утайки. И про то, как бросился на женский крик, и как дрался, и как меня, как лоха, привели в невесть откуда взявшийся замок. Бернард следил за моим лицом, и как бы он ни выглядел грубым, но жизненный опыт явно научил отличать правду от брехни.

Рудольф повеселел, в его взгляде появилось нечто похожее на уважение.

Бернард подобрел, а когда я закончил, крякнул, покачал головой, предположил внезапно:

– А может быть, она и не была ведьмой вовсе.

Рудольф опешил:

– Ты что? Не слышал, что рассказывал Дик?

– Слышал.

– И что? Не поверил?

– Да нет, все сходится. Ты посмотри на Дика, сразу ему поверишь. Он именно это сказал, верю. Но я и женщин знаю.

Сзади подъехал Асмер, оказывается, подслушивал да и заодно отрезал мне дорогу назад. А если учесть, что Ланзерот едет впереди, то я был в самой надежной на свете коробочке. Асмер заявил авторитетно:

– Рудольф прав. Какую бы женщину это не взбесило? Они все ведьмы, только не все эту ведьму из себя выпускают.

Я ничего не понял, слишком заумно рассуждают, спросил с надеждой:

– Так что, леди Клеондрина не ведьма?

Бернард вздохнул. Асмер сказал почти ласково:

– Ты хорошо держался, Дик. Из тебя выйдет настоящий рыцарь. Зерцало всех доблестей. О тебе будут петь менестрели, тебя будут ставить в пример молодым рыцарям. А священник на воскресной проповеди о тебе закатит целую пане... паны... в общем, гирику.

Я снова не понял, спросил настойчиво:

– Так она была не ведьмой?

– Наверное, нет, – подтвердил Бернард. – Но вот теперь... есть.

А Рудольф буркнул тихо:

– А женщины – чем красивее, тем ведьмее.

По дороге навстречу две худые лошади тащили тяжело груженную мешками подводу. Я невольно подумал, что на дышловой телеге, говорят, ездит сам дьявол. Еще говорят, что дьявол ест и пьет с теми, кто садится за стол, не перекрестившись. Это со мной, стало быть. За телегой устало топали два навьюченных коня. Замыкал маленький караван немолодой всадник в бедной одежде, но весь обвешанный оружием.

Ланзерот и Бернард, словно тоже решили, что на телеге с дышлом встретят именно дьявола, пришпорили коней и понеслись навстречу. Рудольф и Асмер двигались по сторонам повозки сразу посуровевшие. За дверью повозки послышался скрип натягиваемой стальной тетивы арбалета.

Возница, что дремал на облучке, очнулся от грохота копыт и с удивлением смотрел на приближающихся всадников. Страха на его лице я не усмотрел.

Бернард оглянулся на меня, нахмурился, буркнул неприязненно:

– Надо было остаться.

Ланзерот спросил звучным голосом:

– Откуда путь держишь, почтеннейший?

Он заступил своим конем дорогу. Возница натянул поводья, лошади с великим облегчением остановились. Я покосился на второго всадника, тот тоже придержал коня.

– Из Ирама, сэр рыцарь, – ответил возница почтительно. – Мы купцы, зарабатываем немного... Бернард хмыкнул:

– В Ирам ездить – большой риск, так что зарабатываешь неплохо. Но ты не трусь, грабить не будем. Что там в Ираме? Разве там люди еще остались?

Возница поклонился.

– В городах живут, ваша милость. Многие, правда, сбежали, но многие остались. И то сказать, нечисть если и была в этих землях, то ее либо побили, либо ушла обратно. Я третий раз езжу, но там безопасно, как в Срединных королевствах...

Бернард кивнул, медленно пустил коня вдоль каравана. Его железная рука похлопала по мешкам, зоркие глаза оглядели коней. Всадник, замыкающий караван, казалось, дремал. Я раздраженно смотрел на Лан-зерота и Бернарда, тоже мне таможенников корчат, они медлили, все еще не пропускали повозку, осматривали бесцеремонно, грубо. Бернард объехал телегу с другой стороны, снова пощупал мешок.

– Зерно везешь?

– Зерно, ваша милость!

– Странно...

– Что не так, ваша милость?

– Разве зерно не нужнее там, в городах?

– Я ж говорил, народу стало меньше!

– Да, но вне городских стен землепашцев еще меньше, – проговорил Бернард. – Да и вообще...

Он протянул это «вообще» таким зловещим голосом, что моя рука невольно потянулась к молоту. Возница не на шутку перетрусил.

– Что не так, ваша милость?

– Осажденные всегда накапливают зерно, – сказал Бернард медленно. – Ты кто, вор?

Мне стали чуть понятнее действия Ланзерота и Бернарда, хотя вообще-то ворья везде немало, пусть их ловят люди шерифа, а у нас, везущих драгоценную реликвию, должны быть другие заботы.

Возница воздел руки. Мне показалось, что он готов скатиться с облучка телеги и пасть в дорожную пыль на колени перед конем Бернарда.

– Благородные рыцари! – возопил он плачущим голосом. – Да не вор я, не вор! Я честный торговец! А зерна в этих землях немало. Мяса – верно, мало, нечисть до мяса падка, они ж не только людей пожирают, но и зверей. Поверите ли, не только стада диких свиней переловили и сожрали, но и стаю волков как-то догнали и разорвали в клочья...

Бернард кивнул.

– Значит, все-таки нечисти в этих краях немало?

– Да не в этих, – сказал возница плачуще, – а в тех! Сюда если и проберется какая, то вреда от нее...

Ланзерот уже обогнул караван, приблизился с другой стороны. Лицо у него было скучающее.

– Ладно, – сказал он неожиданно, – перекрестись, что не врешь, да езжай себе дальше.

Лицо возницы застыло. Потом вся фигура начала меняться. Плечи раздвинулись, плащ натянулся. Над глазами стали выдвигаться тяжелые надбровные дуги, закрывая сузившиеся глаза.

Щелкнуло, во лбу возницы появилось белое оперение короткой стрелы. Ланзерот и Бернард исчезли, на их месте были два металлических вихря. Всадник ринулся в их сторону, на ходу превращаясь в нечто огромное, зеленое, единое с конем. Я с ужасом обнаружил, что и оба навьюченных коня странно присели на укоротившихся ногах, расплываются. Гладкая лоснящаяся кожа стала серой, пошла чешуйками. Те собрались в крупные костяные щитки. Стройные ноги превратились в толстые лапы, похожие на куриные, только в десятки раз крупнее, а когти погрузились в твердую землю, как в мокрую глину.

Я успел увидеть, как конские головы превращаются в оскаленные пасти, полные острых зубов. В стороне был лязг, стук, крики, звериный вой, потом коня так сильно толкнули, что я едва не вылетел из седла. Блестящая фигура заслонила мир, сверкающий меч блистал подобно падающему в лучах яркого солнца ливню. Зеленые брызги попали на руки, я с омерзением отряхнулся, и тут мешки словно взорвались, полезли жуткие твари с мохнатыми кожистыми крыльями.