Несостоявшаяся ось: Берлин - Москва - Токио - Василий Молодяков

Разница между Прагой и Варшавой была, пожалуй, только в том, что правительство Чехословакии проводило миролюбивую внешнюю политику, в то время как Польша не только захватывала чужие территории и в 1920, и в 1938 гг., но даже требовала себе… колоний в Африке, «подобно другим великим европейским державам».[432] Еще более занятный документ обнаружен в польских архивах – совершенно секретная записка МИД «Польская политика на Кавказе». В ней указывалось, что «Кавказу, как одной из пограничных территорий России, густо населенной людьми нерусской национальности, необходимо уделять особое внимание в общем плане проблемы польско-русских отношений»… В записке также указывалось, что «Польша заинтересована в отторжении от России» Грузии, Азербайджана и ряда других территорий. Политическая обстановка благоприятна для того, чтобы «начать вести на Кавказе активную польскую политику». Созданные на Кавказе государства в случае войны «могли бы осуществлять превосходную военную диверсию, сдерживая часть русских сил на Северном Кавказе и Кубани»».[433] Идея сама по себе не нова. Интересно другое: в конце тридцатых «пилсудчики» продолжали жить представлениями времен «чуда на Висле» 1920 г. Из-за этого они ввергли собственный народ в войну, в пучину трагедии раздела и оккупации. В 1990 г. Эдуард Лимонов, тогда еще беллетрист и французский гражданин, а не лидер «национал-большевиков», писал в статье с примечательным названием «Больна была вся Европа»: «Я ничего не имею против поляков. Они храбрые солдаты, нация талантливая и сильная… Но пусть они перестанут истолковывать историю в свою пользу. Признают свой второсортный фашизм 1918-1939 гг. И не гордятся своей несуществующей невинностью вместе с другими восточноевропейскими якобы жертвами. Да, они жертвы Истории, но они же и ее агрессоры. (Так же, как и Советский Союз). Они жертвы не только Германии или СССР, как им удобно думать, но в очень большой степени жертвы своих собственных страстей и аппетитов».[434] Поэтому знаковым событием стал советско-германский парад в Бресте 22 сентября, которым командовали генерал Гудериан и комбриг Кривошеин (вермахт передавал город Красной армии). Факт символический и в своем роде единственный.[435]

Польская армия сражалась храбро, но была обречена. Железная логика геополитики в сочетании с неумолимостью конкретных последствий Realpolitik свершили свой суд над польским государством, как некогда при Екатерине II. Тогда замечательный, но, к сожалению, так и не оцененный по достоинству поэт и мыслитель Петр Словцов, друг юности Сперанского, писал в философской оде «Древность» величавым и немного старомодным слогом:

Занавес опустился.

Второй визит

Раздел Польши стал фактом. После недолгих, но интенсивных консультаций, ведшихся через германское посольство в Москве, 18 сентября было обнародовано коммюнике: «Во избежание всякого рода необоснованных слухов насчет задач советских и германских войск, действующих в Польше, правительство СССР и правительство Германии заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключенного между Германией и СССР. Задача этих войск, наоборот, состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования». Следующее совместное коммюнике от 23 сентября переходило к конкретике, точнее, к географии: «Германское правительство и правительство СССР установили демаркационную линию между германской и советской армиями, которая проходит по реке Писса до ее впадения в реку Нарев, далее по реке Нарев до ее впадения в реку Буг, далее по реке Буг до ее впадения в реку Висла, далее по реке Висла до впадения в нее реки Сан и дальше по реке Сан до ее истоков». Прошел ровно месяц (совпадение?), и вторая статья секретного дополнительного протокола к пакту о ненападении перестала быть тайной. Предусматривавшиеся ей «территориальные и политические преобразования в областях, принадлежащих Польскому государству», случились, как и задумывали высокие договаривающиеся стороны.

Новую границу надлежало закрепить официально, да и проблем с «переустройством» Польши возникло множество. Необходимость переговоров на высшем уровне стала очевидной. Сталин и Молотов заявили, что покинуть Москву не могут, и Риббентроп снова собрался в путь, наделенный фюрером максимальными полномочиями. 23 сенятбря он известил об этом Шуленбурга и попросил согласовать с Молотовым время визита. Вылет делегации был назначен на утро двадцать седьмого, причем участники были оповещены об этом всего лишь за сутки.

Вайцзекер составил для шефа меморандум «Предстоящие переговоры в Москве», краткий и деловой:

«I. Война с Польшей окончена; на Западе германские планы наступления еще не готовы; поэтому внешняя политика снова выступает на первый план. Наши политические интересы подразумевают:

(а) Максимально сократить театр военных действий.

(б) Усилить стремление к миру у противника и среди нейтралов. У противника нет конкретных идей насчет мира. Мы, однако, обладаем завоеванными территориями и можем объявить наши военные цели. В частности, мы должны дать французам пищу для размышлений путем реальных надежд на мир и поощрять процесс их отделения от англичан.

II. В Москве, по моему мнению, надо сказать о двух вешах:

(а) Россия не должна нарушать мир на Балканах и не предпринимать никаких действий в Бессарабии, пока Великобритания не предпримет на Балканах вооруженного вмешательства.

(б) С целью помочь партии мира во Франции, мы намерены представить на обсуждение следующую программу:

По существу Германия требует границ 1914 г. Затем, будущее «остаточной Польши» [К меморандуму прилагалась записка германского посла в Варшаве фон Мольтке о целесообразности создания «буферного» польского государства с границей по линии Гродно-Перемышль на востоке и населением 12-15 миллионов человек, под руководством генерала Соснковского; посол, только что покинувший свой пост, указывал, что на меньшее поляки не пойдут и изберут путь борьбы против Германии в союзе с западными державами.] зависит от готовности западных держав прийти к соглашению. Если русские проявят упрямство в отношении «остаточной Польши» по обе стороны нынешней демаркационной линии, мы вольны распоряжаться нашей территорией и можем принять свое собственное решение.