Мутабор - Ильдар Абузяров

– Живица, как огненная белка в дупле, как душа деревьев, – захлопнул Федор Сергеевич набор. – Но, с другой стороны, янтарь – не дорогой драгоценный камень, чтобы из-за него развернулся весь сыр-бор. Ради чего тогда было сломано столько копий? Не ради стихов же?

Со странным шахматным набором Федор Сергеевич и недоумением в мыслях отправился к своему давнишнему знакомому в институт минералогии. Когда-то они учились вместе на биологическом факультете, а теперь Николай Петрович защитил докторскую и возглавил кафедру. Живет себе припеваючи, пишет статьи в научные журналы, колесит по миру, катается на научные конференции и форумы. Он осуществил мечту, теперь уже недоступную для Бабенко. Когда-то Федор Сергеевич тоже мечтал стать большим ученым-биологом.

К нему-то и решил заглянуть детектив.

– Так, – взял лупу Николай Петрович, не успел Бабенко к нему заглянуть на «огонек», – что тут у тебя? Хм, интересно, интересно.

– Что тут интересного? Вроде обычный янтарь!

– Это не янтарь, – посмотрев на камень через микроскоп, вынес свой вердикт ученый. – Думаю, не янтарь, хотя, безусловно, относится к породе янтаря.

– Как это понимать? – удивился Бабенко.

– Находки янтаря встречаются довольно часто, однако он не везде распространен, – начал терпеливо объяснять Николай Петрович. – Кроме мощных Балтийских месторождений, янтарь находят на Южном Сахалине, Урале, Печоре. Сходные с ним ископаемые смолы встречаются в Румынии, в Сицилии, Верхней Бирме. Науке известен буро-желтый, почти черный румэнит, гранатово-красный симетит и буро-желто-малиновый бирмит. Но эти месторождения небольшие. Сахалинский янтарь, получивший название «сахалинит», по своим качествам не уступает прибалтийскому. Он имеет цвет густого чая с вишневым оттенком. Разница в окраске связана всего скорее с тем, что источником смолы были разные виды деревьев.

– Ну и что? – нетерпеливо прервал энциклопедическую лекцию Федор Сергеевич.

– А то, что мы держим в руках, не относится ни к одному из этих видов. Эта какой-то новый вид. Янтарь – ископаемая смола хвойных растений пермского периода. А у этих камней состав сложен, непостоянен. Цвет меняется от соломенно-желтого до буро-зеленого. Слушай, откуда у тебя эти шахматы?

– Могу лишь сделать предположение, что из Кашевара.

– Точно, – глянул на выгравированный на шахматной доске рисунок профессор, – и карта кашеварская. Узнаю Чинчигарские горы. Я не раз по ним лазил.

– Вместе туда студентами в поход ходили, если ты еще помнишь!

– Но постой, постой! Это что же получается? Чинчигарские горы появились после ухода оттуда моря примерно сто пятьдесят миллионов лет назад. А сосновый лес на побережье, считай, был и того ранее… хм, сейчас-сейчас, одну минуточку, – он взял с полки толстую бурую энциклопедию.

– Вот, – и профессор зачитал, – «Балтийский янтарь образовался примерно в середине палеогена, около пятидесяти – сорока пяти миллионов лет назад. Животный мир палеогена, в частности насекомые, мало отличается от современных форм. Поэтому был сделан вывод, что в последние шестьдесят – пятьдесят миллионов лет в эволюции насекомых наступил период покоя. Около пятидесяти процентов родов и девяносто девять процентов семейств насекомых, найденных в балтийском янтаре, живут и сейчас. Мало изменились обнаруженные в янтаре многоножки, клещи, пауки, равноногие раки, наземные моллюски. Слабо эволюционировали и другие животные; почти не изменились за это время и растения. Сравнительно быстро развивались в кайнозое только млекопитающие».

Бабенко весь напрягся.

– А если этому янтарю около полуторасот миллионов лет, так это же целый переворот! – изумившись собственному открытию, захлопнул книгу профессор. – Дарвинисты считают, что насекомые раньше палеогена претерпевали значительные эволюционные изменения.

Федор Сергеевич сдвинул брови, а его друг-ученый провел по лбу тыльной стороной ладони, словно вытирая пот.

– Кстати, не желаешь чаю? – Николай Петрович сильно нервничал и для успокоения решил немного переключиться. – Моя жена сварила из малины вкуснейшее варенье, не уступающее по цвету бирмиту. Такие янтарные шмели на эту малинку слетались!

– Профессор, друг мой, ты не томи, – взмолился Бабенко, – ты правду скажи. Имеют ли эти камни для науки какую-нибудь ценность?

– Ты еще спрашиваешь! – возмутился профи. – Огромную ценность! Если то, что я предположил, окажется правдой и этим насекомым больше ста миллионов лет, то эти камешки, с заключенными в них насекомыми, ставят под сомнение всю дарвиновскую теорию.

Вместо чашек профессор опять взял книгу с полки. На этот раз в абрикосовой обложке.

– Вот послушай еще: «Уже не раз находки животных и растений в янтарях позволяли ученым уточнить, каким образом происходили изменения органического мира на протяжении последних геологических эпох. В отличие от балтийских, янтари мелового периода, начавшегося сто сорок пять миллионов лет назад, несут больше информации.

Известно, что, например, цикадки пережили произошедшие с мезозоя изменения среды и живут до сих пор в первозданном виде. Другие, такие как некоторые поденки, комарики и наездники, в конце мела полностью вымерли, уступив место своим выжившим родственникам-мутантам».

– Возьми, посмотри, – протянул Николай Петрович пешку. – Видишь, в твоем янтаре сидят как раз те самые наездники, про которых ученые говорят, что они вымерли в мелу, а также те, которые, по мнению этих же ученых, возникли позже в результате эволюции.

Бабенко взял приятный на ощупь камень и посмотрел на него через лупу. Теперь он увидел, как наездники двух видов сцепились друг с другом в смертельной схватке. Он знал, что самки этих стебельчатобрюхих откладывают яйца внутрь нового хозяина. Личинка живет, постепенно съедая своего кормильца. Перед окукливанием она убивает благодетеля, впрыскивая в него поли-ДНК-вирусы, что ослабляет и без того подкошенную иммунную систему.

Кругом оборотни. Паразитирующая на тружениках власть. Каждый норовит сесть на шею другого, нажиться за счет соседа и сожрать ближнего изнутри.

– На этот раз они боролись, чтобы прописать потомство внутри пешки, – словно догадавшись, о чем думает Бабенко, пошутил Петр Николаевич.

– Меня успокаивает, как я понял с твоих слов, что их создал Всевышний, а не эволюция, – уточнил Бабенко, – а значит, они зачем-то нужны!

– Ну, я про Бога не говорил! – возмутился Петр Николаевич, до мозга костей оставаясь ученым. И ни одна цикадка не могла прогрызть его черепушку и поселиться в этом научном мозгу.

– Зато я теперь в этом убежден! – сделав свое открытие, стал раздраженно сгребать со стола шахматы Бабенко.

– Постой, постой! – занервничал профессор. – Ты не можешь так просто уйти! Твоим шахматам цены нет! Я хочу предложить тебе должность в нашем институте. Мы могли бы провести исследование и написать совместную научную работу. С таким открытием можно и академиком стать!