Ночь за нашими спинами - Эл Ригби

– Знаете, что вы не дали мне взять из Северного банка? Я все равно получил это в итоге, но это уже мелочи…

– Мне плевать! – кричу я.

Но ответ все равно выливают на меня. Как могли бы вылить на волосы обжигающе горячий напиток, который «разбудит вас, как бы сладко вы ни спали, и даже если вы мертвы».

– Отчеты по секретным внутригородским проектам и финансовым операциям, связанным с ними. Я должен был их изучить.

– Каким именно?.. – тихо уточняет Гамильтон. Его голос подрагивает.

– О, интереснейшим, Джей. Подпольная типография… фабрика роботов на Востоке… и многое, многое другое. Ну а в папке, которую антроидам пришлось забирать из той многострадальной библиотеки, – сам проект «Дети Гекаты – 1936». Проект-двойник. Жаль, он стоил жизни Лютера Ондраши. Александра Сильверстоуна. И…

– Вы тоже разбрасываетесь своими приспешниками, молодой человек? – Мэр перебивает его с по-прежнему непроницаемым выражением лица. – Пожалуй, вы и вправду Тимур. Так что вы не имеете прав меня обвинять…

Их взгляды похожи – одинаково спокойные, острые. В них сталкиваются неугасающая зелень и тьма, тьма – в радужках Мистера Сайкса. Осознав, что мэр не отведет глаз, Сайкс уважительно кивает.

– Метко. Я просчитывался и допускал жертвы, которых мог бы избежать, будь я чуть дальновиднее. Но… моя находка стоила жертв. Она все прояснила. Эшри… помните, в телефонном разговоре я обещал посылку? Я надеялся прислать некоторые документы лично Дмитрию Львовскому. Мне нужны были союзники. Но на следующий день произошел бунт, и вам стало не до тайн.

Он замолкает. За него продолжает Анна:

– Я была в госпитале, когда вы, Эшри и Элмайра, говорили с товарищем Бэрроу. Я поняла, что мы спешим. В итоге все сложилось даже лучше…

– Для кого? – сдавленно уточняет Элмайра. – Для тех, кто погиб? К то чуть не погиб?

Анна игнорирует ее.

– Память… удивительная вещь, правда? В ы узнали о Серебряной колбе больше, чем мы смогли бы вам рассказать.

– Это… – начинает было Элм, но не успевает произнести слово «чушь».

– Я видела, кого вы вытащили из могилы. Ее появление означает, что время пришло.

– Захват Города, – снова подает голос Сайкс, – планировался позже. Но когда земля горит под ногами, нужно пользоваться шансом и прыгать выше или… И вовсе лететь. – После короткой паузы он вновь обращается к мэру: – А теперь выбирайте.

Морган Бэрроу смотрит на меня. Он ни о чем не просит, его взгляд пустой, и именно это заставляет меня опять сжать кулаки.

– Что выбирать?

– Аверс? Или реверс?

– Хм… не совсем разбираюсь в маркетинговых акциях вашей компании.

Сайкс понимающе кивает:

– Умереть молча, и мы пороемся в ваших бумагах, которые сразу перестанут быть секретными. Сказать что-то. Не знаю, есть ли вам дело до людей, считавших вас кем-то вроде отца, но, наверно, они… хотели бы многое понять. Откройте им глаза. Как ни печально… они все еще продолжают вас любить.

Я понимаю, что прокусила губу, и чувствую во рту соленый привкус крови.

– Что ж.

Бэрроу направляется к ближайшему креслу и садится в него. Примерно пять секунд он размышляет, и каждая из них отдается стуком в моих висках. Наконец он опять поднимает глаза.

– Реверс. Предугадывая вашу гнусность… это будет прямой эфир?

Сайкс отвечает кивком и делает какой-то жест левой рукой. Будто щелкает невидимым пультом.

Рыжий антроид и его темнокожий приятель, отлепившись от стенки, идут к мониторам. Несколько минут они что-то настраивают, затем раздается щелчок. Из люков пола поднимаются камеры на штативах, и лицо мэра появляется на мониторах. Кажется… в тот же миг оно возникает на экранах всех городских телевизоров.

Есть границы, которые лучше не пересекать. Опоры, которые лучше не рушить. Только тогда в королевстве все будут счастливы. Или… почти все.

Когда кто-то, кто держит на своих плечах твой мир, вдруг оказывается предателем, тебе хочется крепко прижать ладони к глазам и не видеть, как стирается привычный грим или трескается маска. Но тогда сталкиваешься с проблемой: нужна еще пара рук, чтобы зажать уши. Так или иначе, ты либо видишь, либо слышишь.

Я не закрываю глаз. И я слушаю.

– Я родился и вырос в Бронксе, но я – не американец. Во мне намешано много кровей, в частности мои предки были первыми русскими поселенцами, которые прибыли на тот берег три века назад. Прибыли, чтобы освоить земли, найти золото, возвести дороги. Сгнить. Стать прахом, помогая построить еще один уродливый мир.

Я сирота. Меня воспитала бабушка, благодаря ей я и выучил язык. Она не знала сказок, но часто рассказывала мне всякие истории. Про необъятную и дикую Россию, про ее мудрых императоров и веселые зимние праздники. В своих мыслях я частенько переносился туда.

Бабушка держала большую закусочную. Место пользовалось популярностью, каждый вечер – вал посетителей. Кукольные женщины, белозубые улыбающиеся мужчины при галстуках. Люди, добившиеся пресловутого успеха, о котором талдычили газеты. Все они воплощали американскую мечту, суть которой я так и не смог понять за всю свою жизнь. Я всегда думал: я не хочу быть таким. А наблюдая за тем, как оборванные дети роются в наших помойках после того, как заведение закроется, – убеждался в этом. У каждого мира есть изнанка. Наша мне не нравилась.

Когда бабушка умерла, я продал ее дело. Было немного жаль отдавать то, чему она посвятила свою жизнь, место, в которое было вложено немало ее труда. Но я решил уехать. К снегу. К свободе. Туда, где мне представлялись тройки лошадей и бесконечные дороги.

Я увидел Москву. Меня приняли в университет вольным слушателем. И я встретил ее.

– Черные волосы… алый рот…

Это произносит Элмайра. И мэр кивает, прежде чем продолжить.

– Да. У Динары были черные вьющиеся волосы, бледная кожа и зеленые, как у тебя, глаза. Она всегда красила губы алой помадой. Алого цвета было и наше знамя… Дитя революции, она донесла ее и до меня. Через Динару я познакомился со всем кружком. Началась война… приехал Вождь… И я опьянел. Это всегда так – когда чувствуешь себя нужным, частью команды, когда ты за кем-то идешь, а товарищи постоянно рядом… – Он бросает быстрый взгляд на Гамильтона, потом на Глински и на нас с Элм и Джоном. – Вы когда-нибудь чувствовали нечто подобное? Или вам это недоступно?

«Единоличник», чуть откинув голову, зажмуривается. Элм не сводит глаз с Анны. Нам тяжело дается «реверс» – молчание прямого эфира, молчание подземелья. А там, наверху, захватывают наш город.

– Среди вас есть тот, кто помнит, что было дальше, правда, Ван? Впрочем, лучше молчи…