Луиза Сан-Феличе. Книга 1 - Александр Дюма

— Простите, ваше высочество, — возразил Де Чезари, улыбнувшись ее оплошности, — caporale, то есть правителем провинции, был мой предок, а я, как и господин де Боккечиампе, имел честь служить в армии принца де Кон-де в чине лейтенанта артиллерии.

— Будем надеяться, что вы не пойдете в артиллерии по пути, избранному маленьким Буонапарте, вашим соотечественником.

Затем она обратилась к графу:

— Вот видите, Шатильон, все устраивается как нельзя лучше. В то время как мы остались без охраны, Провидение, по справедливому выражению господина де… господина де… Как вы себя назвали, друг мой?

— Де Чезари, ваше высочество.

— Провидение, как справедливо заметил господин Де Чезари, посылает нам другую охрану. По-моему, следует ею воспользоваться. Как вы думаете, сестрица?

— Как я думаю? Думаю, надо благодарить Бога за то, что он избавляет нас от якобинцев, чьи трехцветные плюмажи доводили меня чуть не до обморока.

— А я рада, что избавляюсь от их главаря, гражданина капрала Мартена, который постоянно докучал мне, ожидая распоряжений моего королевского высочества. И подумать только — мне приходилось ему улыбаться, в то время как я хотела бы свернуть ему шею! Сударь, — сказала она, обращаясь к Де Чезари, — можете представить мне своих товарищей. Право же, мне хочется поскорее с ними познакомиться.

— Может быть, вашим королевским высочествам лучше подождать отъезда капрала Мартена и его солдат, — заметил граф де Шатильон.

— А зачем, граф?

— Чтобы он не встретился у вас с этими господами, когда явится с вами проститься.

— Проститься с нами?.. Но я надеюсь, что у этого негодяя не хватит наглости явиться к нам. Шатильон, возьмите десять луидоров и отдайте их капралу Мартену — для него и его подчиненных. Я не хочу, чтобы говорили, будто мерзкие якобинцы оказали нам какие-то услуги безвозмездно.

— Я выполню распоряжение вашего королевского высочества, но сомневаюсь, что капрал примет.

— Что примет?

— Десять луидоров, которые жалует ему ваше королевское высочество.

— Он предпочел бы сам взять их из моих рук, не правда ли? Но этого он не дождется: ему придется просто получить их. Однако мне послышалась какая-то музыка. Что это? Или мы узнаны и нам дают серенаду?

— Таков был бы долг населения, мадам, если бы оно знало, какой удостоилось чести, принимая вас у себя в городе, — заметил, улыбнувшись, молодой корсиканец. — Но никто здесь об этом не знает, по крайней мере я так полагаю, а музыка просто доносится со свадьбы: молодожены возвращаются из церкви. Дочь каретника, дом которого напротив этой гостиницы, выходит замуж, а так как у жениха имеется соперник, то думают, что дело не обойдется без трагедии. Мы здесь вторые сутки и уже успели узнать кое-какие новости.

— Ну что ж, нам до этих людей дела нет, — сказала мадам Аделаида. — Представьте нам своих товарищей, господин Де Чезари, прошу вас. Если они похожи на вас, мы отнесемся к ним так же благосклонно. А вы, Шатильон, отдайте десять луидоров гражданину капралу Мартену, если же ему вздумается сюда явиться, чтобы поблагодарить нас, скажите ему, что нам с сестрой нездоровится.

Граф де Шатильон и лейтенант Де Чезари удалились, чтобы выполнить данные им распоряжения.

Де Чезари первый вернулся, ведя за собой своих спутников, и тут не было ничего удивительного; молодым людям не терпелось узнать, что решат их королевские высочества, и они ждали в передней. Следовательно, им оставалось только перешагнуть порог комнаты, дверь которой распахнул перед ними их товарищ.

Мадам Виктория, всегда отличавшаяся набожностью, взяла в руки часослов и читала его, поскольку ей не пришлось в тот день слышать мессу. Она удовольствовалась тем, что бросила на молодых людей беглый взгляд и одобрительно кивнула им. Иначе отнеслась к их появлению мадам Аделаида: она устроила им настоящий смотр.

Де Чезари представил ей каждого. Все они были корсиканцы. Мы уже знаем имена их вожака и еще троих: Фран-ческо Боккечиампе, Уго Колонна и Антонио Гуидоне; остальных звали Раймондо Корбара, Лоренцо Дурацци и Стефано Питталуга.

Мы просим у читателей прощения за все эти подробности, но неумолимая история заставляет нас ввести в повествование большое число персонажей различных национальностей и рангов, и нам приходится подробно описывать тех из них, кому предстоит играть более или менее значительную роль.

Коль скоро мы пишем грандиозную эпопею, то подражая Гомеру, царю эпических поэтов, вынуждены заняться описанием наших воинов.

Де Чезари, как и мы, последовал в некотором смысле примеру автора «Илиады»: он одного за другим представил мадам Аделаиде своих шестерых товарищей; но слова юного корсиканца о дворянском происхождении Боккечиампе произвели на принцессу особое впечатление, и ее внимание было привлечено именно к нему.

— Господин Де Чезари сообщил нам, что вы дворянин, — начала она.

— Он оказал мне чрезмерную честь, ваше королевское высочество, — просто я благородного происхождения.

— Так вы, сударь, отличаете понятие «дворянин» от понятия «благородный человек»?

— Разумеется, мадам. Я принадлежу к сословию, которое очень дорожит своими правами по той именно причине, что в наше время их не признают. А поэтому я не считаю возможным присваивать себе права, что мне не принадлежат. Я мог бы доказать знатность нашего рода на протяжении двухсот лет, мог бы стать рыцарем Мальтийского ордена, если бы орден еще существовал. Но подтвердить доказательствами свое благородное происхождение с тысяча триста девяносто девятого года я бы затруднился и поэтому не мог бы занять место в карете короля.

— В нашей, сударь, вы все же займете место, — величественно возразила престарелая принцесса.

— Только выйдя из нее, мадам, я смогу похвастаться своим дворянством, — отвечал молодой человек, кланяясь.

— Слышишь, сестрица, слышишь? — воскликнула мадам Аделаида. — Как изящно он выражается! Наконец-то мы в своей среде.

И старая принцесса с облегчением вздохнула. В эту минуту возвратился граф де Шатильон.

— Ну что, Шатильон? — спросила мадам Аделаида. — Что сказал капрал Мартен?

— Он просто-напросто ответил, что если бы ваше королевское высочество сделали ему такое предложение не через меня, а через кого-то другого, он этому другому оборвал бы уши.

— А вам?

— Меня он соблаговолил помиловать. Он даже принял то, что предложил ему я.

— Что же вы ему предложили?

— Рукопожатие.

— Рукопожатие! Шатильон, вы предложили рукопожатие якобинцу! Почему же вы возвращаетесь не в красном колпаке, раз уж на то пошло? Уму непостижимо! Какой-то капрал отказывается от десяти луидоров, граф де Шатильон пожимает руку якобинцу! Решительно ничего не понимаю в нынешних нравах.